– У тебя в кабинете. В сейфе, – тут же сообразил Смирнов.
– Но ведь квартиру и обворовать могут, – заныл хозяин.
– Может и кирпич тебе на башку упасть. Терпи, коза, а то мамой будешь. Все равно, жизнь прекрасна, Алик! – Теперь уже Смирнов был утешителем, оптимистичным и самоуверенным. – С этим вопросом все. Теперь следующее: Роман и Жора, через три часа вы мне понадобитесь.
– А если ты нам не понадобишься через три часа? – спросил на всех обиженный Казарян.
– Рома, ау! – ласково окликнул его Смирнов. – Ты замечательный парень!
– Да иди ты! – в момент сдался Казарян.
– Значит, у Жоры три часа свободных? – поинтересовалась Лидия Сергеевна.
– Ну и что? – забеспокоился Смирнов.
– Ты уже забыл, что Ксения переезжает к нам завтра. Она просила тебя, Жора, заглянуть к ее маме и взять кое-что из вещей. Вот тебе два списка. В одном – одежда, в другом конспекты и книги. Сделаешь?
– Не очень хочется, – признался Сырцов. – Но придется.
Врач рекомендовал ему носить руку на перевязи, чтобы не беспокоить рану. Он так и делал. Но только не за рулем. «Девятка» катила по знакомому маршруту: вниз к Москве-реке и по набережной до дома с пентхаузом. Загнав машину во двор и заглушив мотор, Сырцов глянул на себя в зеркальце заднего обзора. Личико опало до нормы, губы приняли прежнюю форму. Кому пироги да пышки, а кому синяки да шишки. Шишки уже ушли, а синяки, вернее, рудименты синяков, остались. Рожа довольно пестрая.
Открыла сама.
– Здравствуйте, Светлана Дмитриевна! – заспешил Сырцов. – Ваша дочь просила меня привезти кое-какие ее вещи. Вот два списка. В одном – книги, в другом – одежда.
– Здравствуйте, Георгий Петрович, – безразлично откликнулась Светлана. – Раз просила… Что ж, пройдемте в ее комнату.
Они были одни в громадных апартаментах. Они шли бесконечно долго, и их шаги рваным гулом отдавались в многочисленных помещениях.
– Пустыня, – непроизвольно вырвалось у Сырцова.
– Я продаю этот сарай, – не оборачиваясь (шла впереди) сообщила Светлана.
– Коляша Сергеев такой хотел купить, – вспомнил Сырцов. – Только его тоже убили.
– Не беспокойтесь, Георгий. Покупатели уже есть, – поднимаясь по лестнице, сказала она. Вошли в комнату Ксении. – Я гардеробом займусь, а вы уж с книгами и конспектами разбирайтесь.
Сырцов сел за стол и выдвинул ящики. Светлана вышла, но вскоре вернулась со здоровенной дорожной сумкой. Он отбирал бумаги, а потом, подойдя к книжным полкам, – книги. Она с женской аккуратностью укладывала в сумку платья, юбки, кофты. Сворачивая черный Ксенин свитер, Светлана вдруг пришла в ярость:
– Эта сучка даже на Валиных похоронах ко мне не подошла!
Сырцов уже сделал свое дело: его рюкзак был набит, и поэтому он, вновь повесив левую руку на перевязь, вольно сидел на тахте. Спросил, бешено разозлившись на подлые и несправедливые слова:
– Ненавидеть собственную дочь – нормально ли это?
– Она – предательница! Гнусная двуличная мерзавка!
– Так бы и задушила ее?.. – предположил он. – Как Машу Елагину?
– Что ты сказал? – угрожающе переспросила она.
– Ты, – выделив слово «ты», повторил Сырцов, – убила Марию Елагину.
– И? – насмешливо вдруг потребовала продолжения она.
– И знала, что Пашка убьет твоего мужа.
– Оговор, – спокойно заявила Светлана. – Бездоказательный оговор со стороны неудачливого отвергнутого любовника.
– Неудачливый отвергнутый любовник – это я?
– А кто же?
– Я видел окурочки, Светлана. И твой прикус на них.
– А где эти окурочки?
– Убивать – великий и непрошеный грех, Светлана, – не отвечая на вопрос, тихо сказал Сырцов.
– Вы-то Пашку тоже убили.
– Леонид застрелил многократного убийцу. И то потому, что убийца уже убивал меня.
– А я защищала любимую дочь, которую шантажистка-блядь втянула в смертельную кашу. Я не хотела ее убивать.
– Но убила. Так получилось. Любить и убивать… – Сырцов поднялся с тахты, закинул рюкзак за плечо, поинтересовался: – Ты все собрала?
– Подожди еще минуточку, – попросила Светлана и вновь убежала. Вернулась с туалетной сумочкой, так называемой косметичкой, засунула ее в середину почти наполненной сумки, уложила обувь и сказала: – Теперь все!
– Пошли? – предложил оп.
– Пошли, – согласилась она.
Снова шли мертвой анфиладой. Он шел, сильно скособочившись: и рюкзак на правом плече, и сумка в правой руке. В передней-вестибюле он поставил сумку на пол – передохнуть, пока она открывает дверь. Светлана взглядом указала нашего левую руку и спросила:
– Пашкина работа?
– Его, – подтвердил Сырцов.
– Плохо он умел стрелять, – решила она. – Но и слава Богу.
Она приблизилась к нему, прижалась, узкой ладонью дотянулась до его шеи. Рука ее опускалась все ниже, на ходу осторожно расстегивая пуговицы рубашки. Бесовским наваждением, мороком подкатывало неудержимое желание.
– Георгий… Георгий… – задыхаясь, шептала Светлана.
Он грубо оторвал ее от себя, перевел дыхание и напомнил:
– Я – отвергнутый любовник, Светлана.
Она молча прошла к двери, открыла ее и предложила ему уходить:
– Прошу.
– До свидания, Светлана, – попрощался он уже из-за порога.
– Прощай, Георгий, – ответила она. – Моих мужей и любовников убивают. Тебя, наверное, скоро убьют.