Любить и убивать

С мужиками проще. Сказал, что в завязке или закодированный, и от тебя отвязались. А выпивающие дамочки в непьющей особи противоположного пола без вариантов видят коварного и изощренного соблазнителя. Сырцов поднял рюмку и поверх нее посмотрел на Светлану Дмитриевну. Она согласно кивнула, и они молча выпили.

– Маленькие радости, – сказала она, отхлебнув боржоми. И, сейчас же вспомнив обо всем, горестно добавила: – И большие неприятности.

Сырцов поставил ополовиненную рюмку и повозил ее по безукоризненно гладкой поверхности журнального стола. Сказал без особой охоты:

– Я вас слушаю, Светлана Дмитриевна.

– Можно, я еще выпью? – вдруг спросила она.

– Да Бога ради!

Она лихорадочно налила, лихорадочно выпила, лихорадочно начала:

– Пропала моя девочка. Пять дней – нет, уже почти шесть! Ушла из дома и не вернулась…

– Сколько лет вашей девочке? – перебил Сырцов.

– Двадцать, – испуганно ответила она и со страхом посмотрела на Сырцова.

Он хмыкнул и, не глядя на нее, потребовал: – Подробнее рассказывайте, подробнее!

Он не хотел задавать вопросы. Вопросы – это заинтересованность, вопросы – это участие, вопросы – это почти согласие работать на нее. Но Светлана Дмитриевна подробно рассказывать не могла: слишком потрясена была самим фактом.

– Какие подробности? Не было никаких подробностей! Просто взяла и ушла. Да, оставила записку, в которой просит ее не искать. Четыре дня я пыталась через подруг сама разыскать ее, но никаких следов, даже намеков на следы обнаружить не смогла. В полном отчаянии решила позвонить Роману Суреновичу, с которым была хорошо знакома много лет тому назад. Вот и все. Найдите ее, Георгий Петрович!

Сырцов тяжко вздохнул и стал задавать вопросы:

– Как зовут… девочку?

– Вы ироничны не по делу, – злобно отметила Светлана Дмитриевна. – Она действительно еще девочка.

– Недоразвита, что ли?

– Да как вы смеете! – грудным голосом возмутилась она и тут оке, поняв, что ее провоцируют, сдержанно ответила: – Просто несколько инфантильна, мало сталкивалась с грубыми реалиями нашей жизни. А развита… Весьма и весьма развита моя Ксения.

– Умственно и физически?

– Умственно и физически, – стойко подтвердила она, решив ни за что не поддаваться. – Вы настойчиво пытаетесь добиться того, чтобы я в возмущении вскочила с кресла и навсегда убралась из вашей квартиры, из вашей жизни, из ваших дел, Георгий Петрович. Не пытайтесь. Не добьетесь.

– Вы где живете, Светлана Дмитриевна?

– На Фрунзенской набережной.

– В пентхаузе?

– Вы знаете нас? – настороженно спросила она.

– Нет. Догадался. Вы должны, вы просто обязаны жить в пентхаузе…

– Что вызывает в вас неукротимую классовую ненависть, – за него продолжила фразу Светлана Дмитриевна. Зубки показала.

С плебейским «Ха!» Сырцов улыбнулся нагло, а затем повторил известный афоризм Скотта Фицджеральда:

– "Богатые люди – особые люди". – И от себя добавил: – И к тому же плохие люди.

– Плохие, но богатые. Я – богатая, Георгий Петрович.

– Это ваш муж – богатый, – перебил он.

– Я – богатая, – повторила она, интонацией подчеркнув местоимение «я». – И в моих возможностях заплатить вам много. Очень много.

– Допустим, я согласился. – Сырцов встал с тахты, отошел к балконной двери и, глядя на новое бездействующее здание американского посольства, продолжил монолог: – Быстро и решительно, как доберман-пинчер, беру след, сметая все на пути, выхожу на девочку Ксению, хватаю ее и в наручниках доставляю к любящей мамаше, которая тут же сажает ее на надежную цепь. И счастливы все. Я, которому хорошо заплатили, любящая мамаша, которая получила возможность любоваться на свое дитя, девочка Ксения, которой вернули счастье жить в пентхаузе.

– Вы – романтик. Свободолюбивое дитя вырвалось из опостылевшего ей дома нуворишей, – насмешливо сказала ему в спину Светлана Дмитриевна. – Вырвалась, конечно, вырвалась! А сейчас только упрямство не позволяет ей вернуться домой, упрямство и гордыня. Она ждет не дождется, когда ее найдут и приведут домой. Я знаю ее.

– Это вы себя знаете, – не согласился с ней Сырцов.

– Она такая же, как я.

Он резко развернулся и, глядя ей в глаза, произнес твердое:

– Нет.

– Не говорите «нет»! – прокричала она и вскочила с кресла. – Вы не смеете говорить мне «нет»!

– Это почему же? – искренне удивился он.

– Потому что я вас очень прошу.

– Вы можете найти другого. Есть вполне квалифицированные сыщики.

Теперь она произнесла сакраментальное:

– Нет. Только вы! Вы должны! Вы обязаны!

– Это еще почему? – разозлился Сырцов.

– Потому что я вам верю. Может быть, сейчас вы единственный человек, которому я верю.

– Быстро же вы мне поверили.

– Какое это имеет значение?!

– Светлана Дмитриевна… – аккуратно начал он, но она яростно перебила его, не желая слышать слова отказа:

– Ничего сегодня не говорите, очень вас прошу. Позвоните Роману Суреновичу, посоветуйтесь с ним, спокойно все обдумайте, а завтра утром я позвоню, и вы дадите окончательный ответ. – Она подхватила сумочку и вышла в прихожую. Последовав за ней, Сырцов открыл входную дверь:

– Вы позвоните мне завтра днем.