Любит или не любит? Об эротическом переносе, контрпереносе и злоупотреблениях в терапевтических отношениях

Ответственность терапевта как будто бы признается, о ней много говорится. Но без признания зависимости ответственность остается умозрительной, усвоенной на уровне послушания, а не на уровне глубокого ощущения сути этих отношений. А еще — так же, как мать маленького ребенка — если мы не признаём нашу зависимость от существования клиентов, отношений с ними, их прогресса, самочувствия и настроения, то ответственность кажется нам односторонней — и начинает давить на плечи, ощущаться обузой.

Потому что, отрицая зависимость, мы отрицаем дары, которые получаем от этих отношений. Отрицаем, что мы питаемся от отношений с людьми, обратившимися за помощью, что мы пришли в эту профессию потому что нуждались в этом питании — а ответственность это всего лишь плата за него.

От чего ты больше всего зависишь в отношениях с клиентом?

Подсказка:

от чего ты быстрее всего выгораешь?

От конфликтов?

От финансовых вопросов?

От недостаточно быстрого прогресса в терапии?

От обесценивания со стороны клиента?

От его отчужденности?

Значит, ответ про зависимость будет: я завишу от переживания уважения и значимости, от ощущения финансового благополучия или справедливости вложений и отдачи, от ощущения компетентности, от признания, от ощущения контакта…

От чего выгораете вы? От чего вы зависите?

Что питает вас? Это то, что притянуло вас в профессию.

Желание заботиться — вырастающее из собственной потребности в заботе?

Желание быть нужным — как преодоление одиночества?

Желание что-то менять в жизни людей — как преодоление беспомощности?

Желание быть кем-то, кому доверяют тайны и чувства — как поиск интимного, задушевного общения?

Стремление защитить — как поиск безопасности в суровом мире?

Но даже и без конкретики — там, где люди вступили в любые отношения, зависимость обоюдна.

Однако в нашей культуре (и в европейской цивилизации в целом) есть давняя традиция презрения к слабости.

«В этом мире есть единственное преступление: слабость» (В. Пелевин) — высказывание, под которым многие готовы подписаться.

То, что считается слабостью, отрицается и вытесняется. Если слабостью считается эмоциональность, то эмоциональность становится «уделом женщин и детей», если желание быть в покое и созерцании считается слабостью, то покой становится уделом больных и немощных (остальным предписывается «активный отдых»). Если слабостью считается любовь, то любовь — это «сладкие сопли».

И точно так же с зависимостью. Если зависимость — синоним слабости, то нужно во что бы то ни стало быть независимым: а поскольку это невозможно, нужно создавать иллюзию независимости.

Если у кого-то в отношениях больше ответственности/власти, этому человеку гораздо легче убедить себя в том, что он

— не зависит (от меня зависят, а я нет);

— не нуждается (от меня что-то нужно, а мне ничего не нужно, я могу и без них, это они без меня не могут);

— неуязвим (я могу причинить боль, а меня невозможно задеть).

Поскольку это все неправда, отрицание своей доли зависимости становится дорожкой к злоупотреблению властью — в любых подобных отношениях: в паре, где один партнер доминирует и распределяет ресурсы; в авторитарной семье, в деспотической корпорации, и в терапевтических отношениях тоже.

Люди злоупотребляют властью, пытаясь поддержать иллюзию независимости и неуязвимости.

* (Попробуйте проделать такое мысленное упражнение: порассуждайте на тему: зависит ли командир от своих бойцов? Начальник — от своих подчиненных? Учитель — от своих учеников? Босс мафии — от своих приспешников? Родитель — от своих детей? Правительство — от своего народа? В каком случае ответ приходит быстрее всего, а где нужно было подумать подольше?)

Отношения с неравномерным распределением власти:

— родитель — ребенок

— учитель — ученик

— начальник — подчиненный

— врач — пациент

— психолог — клиент, и т. п.

Такие отношения выравниваются не за счет наделения другого равной властью (это просто невозможно), а за счет выравнивания ценности.

Родитель обладает огромной властью над ребенком, но это уравновешивается тем, что ребенок для любящего родителя — сокровище, величайшая ценность и живой человек, боль которого ощущается так же сильно, как собственная. Это стреноживает многие властные порывы.

Пациент для врача, конечно, не сокровище — но и власть врача меньше. Для уравновешивания достаточно вежливого и уважительного отношения: признания, что перед тобой — живой разумный человек, наделенный достоинством.