Любит или не любит? Об эротическом переносе, контрпереносе и злоупотреблениях в терапевтических отношениях

Чаще всего люди присваивают чужое (в эмоциональном смысле) не из какого-то особого злодейства. Как голод легко может подтолкнуть к краже, точно так же эмоциональный голод может сделать из нас захватчиков. Умение переживать заботу о другом не как бремя, не как власть над ним, а как вложение в собственное благо (через возрастание чувства значимости, полезности) — это хорошее качество психотерапевта. Но его недостаточно для насыщения потребностей в ценности, в любви, в принятии.

Через близость, создаваемую в терапевтической ситуации, мы питаем нашу потребность в контакте, в задушевных отношениях с другими человеческими существами. Это — дар психотерапии обоим ее участникам. Но другие эмоциональные потребности — в принадлежности/верности, в любви и заботе, в безопасности, в собственной безусловной ценности — насколько они могут быть реализованы в терапии для той стороны, которая предоставляет заботу? И что делать, если жизнь этого человека наполнена страданием и одиночеством? Как преодолеть искушение отдаться тем отношениям, которые доступны и уже построены так, что в них мы для кого-то важны? Как вообще признать это искушение?

Невыразимая грусть сопутствует этой теме.

Последняя глава

Что вы обо всем этом думаете? Было ли что-то в книге, что показалось вам полезным? Удалось ли мне рассказать вам что-то новое? Или, наоборот, получилось описать то, о чем вы и сами уже размышляли?

Эта маленькая книжка — лишь приглашение к рассуждению о вещах, говорить о которых трудно, в силу разных причин. Пока я писала, мне приходилось преодолевать недовольство внутреннего критика: он сообщал мне, что я слишком драматизирую, слишком много ответственности возлагаю на психолога и слишком мало — на клиента; что скоро придется защищать психологов от клиентов и их завышенных ожиданий; что я пытаюсь быть святее Папы Римского и вся книга — одно сплошное «белое пальто»… Кажется, само прикосновение к теме переносных чувств и злоупотреблений в терапии вызывает много стыда; это очень уязвимая история и для терапевта, и для клиента. Мне не хотелось давать моральных оценок — мне хотелось вместе подумать и понять.

В одном японском детективе герой второго плана — противный циничный мальчишка — доставал всех вопросом: «ну объясните мне, почему нельзя убивать людей». Встречные взрослые по-разному отвечали на его вопрос, а он снова и снова насмехался над их ответами, по большей части взывающими к морали, к «хорошо» и «плохо». Мне понравился последний ответ, который дает ему школьный учитель: «Мы не убиваем людей, потому что люди так договорились. Мне ничто не мешает сейчас убить тебя, но тебе этого не хотелось бы; оборотная сторона этого — твое согласие не убивать меня. Единственный способ, который позволяет чувствовать себя в относительной безопасности — договориться о правилах. Люди создают много таких правил. Торговля была бы бессмысленной, если бы не было представления и уговора о собственности: сам акт покупки чего-либо лишился бы смысла, если бы все что угодно можно было просто отнять у кого угодно. И если бы любой мог отнять жизнь у любого, мы бы проводили дни в бесконечной обороне вместо повседневных дел. Поэтому мы договариваемся и создаем законы: чтобы обеспечить свою безопасность, я обязуюсь вносить свой вклад в безопасность другого».

Отсюда не так уж и далеко до «как хочешь, чтобы с тобой поступали — поступай с другими».

И мы, как этот учитель, пытаемся найти ответ на вопрос «ну почему нельзя использовать терапевтические отношения для удовлетворения потребностей терапевта в значимости, в любви, в безопасности, в признании, в близости?» Почему — если клиент сам предлагает, а терапевт прекрасно к нему относится и не хочет ничего плохого?

И так же, как этот учитель, мы начинаем ответ с того, что хотим разобраться: как это устроено. Что такое терапевтические отношения. Как и о чем люди договорились. Во всех нас существует большая потребность в любви, иногда голод по любви. Может ли эта потребность быть напитана в терапевтических отношениях?