ЛюБоль

– Прежде всего покорность, – хрипло, продолжая трогать, ласкать её рот, оттягивая губу вниз, глядя на ровные зубы, на десны, мечтая вылизывать их языком, погружать его глубже, переплетать с ее языком.

– Не смей, – а я смотрел, как двигаются её губы, и внутри меня все переворачивалось. То самое темное волчье, звериное, лишающее контроля. Эти губы… везде на моем теле. Она помнит мой вкус? Помнит вкус моего оргазма у нее во рту? Помнит, как этими губами…Проклятье!

Рука скользнула по ее лицу и я рывком сжал горло Ольги, одновременно с этим прижимаясь к ее губам своими… жадно в них вгрызаясь, удерживая девушку за шею. Замычала, пытаясь вырваться, но я сжал сильнее пальцы и еле сдержал стон от этого прикосновения. Вкусно…даже так. По телу прошла волна. Я кусал её губы: верхнюю, нижнюю, и с трудом сдерживал стоны дичайшего удовольствия. Пока не почувствовал, как она оседает в моих руках, и тут же разжал пальцы. Посмотрел ей в глаза…Лучше бы не смотрел – там не просто отвращение, а шок от ненависти и презрения. Полоснула по сердцу. Я думал, уже не возьмет ничем. Время закалило. Шрамы дубовые стали. Ан нет. Режет, входит, как по маслу, взгляд этот. Она сползала по стене, а я уже шел к выходу, пряча платок в карман и посылая ей и себе проклятия.

Когда я выходил из клетки она вдруг крикнула мне вдогонку.

– Мира. Моя подруга. Я хочу, чтобы она была со мной. И да – ты прав…прав, черт бы тебя разодрал!

Ничего не ответил, вышел из подвала на воздух и только сейчас почувствовал облегчение и вместе с тем всё такую же глухую ярость. Она не покорилась война только начинается.

Глава 14.2

Возле усадьбы собралась толпа, сужающийся круг, оттесняющий моих людей все ближе и ближе к зданию, грозящий сломать двери и хлынуть потоком в дом.

– Убить суку Лебединского! Растерзать проклятую! За наших людей!

Я выдохнул и вышел в самую середину, поднял руки вверх, а потом громко свистнул так, что в ушах у самого зазвенело.

Меня заметили и притихли, ожидая, что именно я скажу. А я смотрел на их лица, полные фанатичной ненависти и понимал, что истинный ураган – он здесь, в толпе, которая помешалась на жажде мести. Они могут смести и меня, если я сейчас не покажу им силу и несгибаемость, мой же народ начнет диктовать мне свои правила.

– Я не растерзаю Ольгу Лебединскую. Мы отличаемся от этого зверя! Мы не животные, какими они нас выставляют! У нас иные иные законы. Вы не стали дикими собаками, как бродячие. Это они псы.

Толпа взревела, но я поднял руку вверх, и они снова умолкли.

– Завтра их священник обвенчает нас, и мы сочетаемся браком по их законам, а потом по нашим. Она станет женой барона. За неуважение поплатится каждый. Я ваш предводитель. Я знаю, что нужно для моего народа. Расходитесь. Завтра начнутся празднества по случаю нашей свадьбы. Вы получите деньги, водку, вино и еду. Все получат.

Послышались недовольные крики, толпа снова загудела, а я продолжил, обводя их свирепым взглядом из-под маски.

– Нам это нужно. Мы заставим дочь Лебединского преклонить колени. И Огнево будет снова наше, как и было много лет назад!

– Зачем для этого жениться на суке?

– Затем, что нас меньше. Затем, что мы не справимся если Лебединский пришлет сюда своих людей. Сейчас. Сегодня не справимся. Я покупаю нам отсрочку. Жажда мести закончится поражением и смертью. А теперь расходитесь. Каждого, кто будет подстрекать к бунту, я пристрелю лично.

– Своих людей ради шлюхи?

Я спрыгнул с бордюра и посмотрел в толпу, отыскивая наглеца, посмевшего мне перечить прилюдно.

– Я хочу смерти красноволосой шлюхи, дочери того, кто убил всю мою семью. Мы хотим ее смерти с момента, как приняли тебя и провозгласили нашим бароном!

Толпа заскандировала, как под гипнозом «Смерть суке!».

Я наконец-то заметил говорившего – высокий цыган с развевающимися черными волосами, без одного глаза, не прикрывший увечье даже повязкой и лицом, испещрённым шрамами. Так вот кто управлял ими изнутри и вот, кто подначивал толпу. Миро. Сын перекупщика и торгаша.

– Это сделает тебя счастливым, Миро? Решит все наши проблемы?

Я усмехнулся и сделал шаг к нему, люди расступились, пропуская меня. Но я чувствовал вибрацию толпы. Зверь ощущал этот запах пота и адреналина, тяжелый и навязчивый запах нависающей угрозы, исходившей от этого самца, который был здесь за главного до моего возвращения и явно не смирился с утерей авторитета.

– Из-за проклятых ублюдков я потерял один глаз и стал похож на чудовище, которым можно пугать детей по ночам. Я хочу изрезать ее тело так же, как резали мое за каждое неповиновение. Вы! Богатенькие бароны! Что вы знаете о горе своего народа? Где вы были все это время? Служили Олегу Лебединскому? Жрали с его стола и трахали русских девок, пока мы тут умирали? Вы пришли сюда со своими людьми, вооруженные до зубов и сменили одну власть на другую. А что нам с этого? Тем, у кого нет стволов в руках? Что нам с барона, который скрывает свое лицо от народа. Может быть, он и не сын нашего погибшего Бахти вовсе!