Любовь

Убираясь в квартире, я все время прислушивался, как там Ванья с Линдой: она читала ей вслух, достала игрушки, они в основном использовались, чтобы колотить по полу, так что я пару раз порывался вмешаться, но соседки, очевидно, дома не было, и я решил не занудствовать; Линда пела Ванье, накормила ее полдником. Время от времени они приходили посмотреть на меня, Ванья сидя у Линды на руках, в промежутках Линда пыталась почитать газеты, пока Ванья увлекалась чем-то своим, но через несколько минут снова требовала полного Линдиного внимания. И непременно его получала! Но заходить к ним и излагать свою точку зрения могло оказаться опрометчиво, любое слово легко могло быть воспринято как критика. Второй ребенок сможет, наверно, ослабить эту напряженную динамику. А третий уж точно.

Все сделав, я присел на диван со стопкой газет. Оставалось только погладить скатерть, накрыть на стол и приготовить еду. Парадного ужина мы не планировали, так что полутора часов на все должно было хватить; значит, у меня в запасе много времени. За окном уже смеркалось. В квартире над нами играли на гитаре — наш сорокалетний бородатый сосед-певец упражнялся в блюзах.

В дверях стояла Линда:

— Ты не хочешь взять Ванью? Мне нужно передохнуть.

— Слушай, я только присел. И вообще-то отмыл всю эту проклятую квартиру, как ты наверняка заметила.

— А я пасла Ванью. Тебе кажется, это легче?

На мой вкус, да. Я умел убираться одновременно с присмотром за Ваньей. Ну, поплачет иногда, не беда. Сейчас я не мог пойти по этому пути, не вступая в конфронтацию.

— Мне так не кажется, — сказал я, — но я занимаюсь Ваньей всю неделю.

— Я тоже занимаюсь, — сказала она. — По утрам и вечерами.

— Давай не будем. Сижу с ней я.

— Пока я с ней сидела дома, ты что делал? Может быть, брал ее на себя по утрам и вечерами? Что-то я не ходила каждый день в кафе, в отличие от тебя.

— Понял, — сказал я. — Я ей займусь. Сядь посиди.

— Только не надо одолжений. Тогда я сама с ней останусь.

— Давай не будем об этом. Я беру Ванью, ты берешь паузу. Просто и ясно.

— Ты берешь паузы все время. Каждый раз, как выходишь покурить. А я так не делаю. Этого ты не замечаешь.

— Ну, начинай курить, — сказал я.

— Может быть, и начну.

Я, не глядя на нее, прошел мимо и к Ванье, которая сидела на полу и дула в блок-флейту, держа ее в одной руке, а второй при этом дирижируя. Я встал у окна и сложил руки на груди. Исполнять любую Ваньину прихоть я точно не собирался. Она наверняка выживет, если и поскучает несколько минут, все дети с этим справляются.

Мне было слышно, что в гостиной Линда листает газету. Сказать ей сейчас, что ей надо погладить скатерть, накрыть на стол и приготовить еду? Или делано удивиться, что она сама не догадалась, когда она придет забирать Ванью? Мы же махнулись, разве нет? По комнате пошел резкий гнилостный запах. Ванья перестала дуть во флейту, замерла и уставилась прямо перед собой. Я отвернулся к окну. Внизу ветер мел по улице зерна снега, их выхватывал колеблющийся свет фонарей, вне кругов которого они оставались невидимыми, пока не ударятся о стекло с легким, едва слышным стуком. Дверь US VIDEO все время открывалась и закрывалась. Мимо ехали машины, их поток регулировал не видный мне светофор. Окна в квартирах напротив были так далеко, что жильцов не рассмотреть, они походили на неясные помехи на светящемся матовом экране оконного стекла.

— Готово? — спросил я Ванью, поймав ее взгляд.

Она улыбнулась. Я подхватил ее под мышку и скинул на кровать. Она засмеялась.

— Я сейчас тебя немножко переодену, но ты должна лежать смирно, это важно. Понимаешь?

Я поднял ее и тут же снова уронил на кровать.

— Понимаешь, да, тролльчонок?

Она смеялась так, что с трудом дышала. Я стянул с нее штаны, она вывернулась и на всех парах поползла вглубь кровати. Я схватил ее за ногу и потянул обратно.

— Ты должна лежать спокойно, — сказал я, и на секунду показалось, что она меня услышала, потому что замерла неподвижно и смотрела на меня своими круглыми глазами. Одной рукой я поднял ее ноги, а другой расстегнул липучки и снял с нее памперс. Она попробовала высвободиться, извиваясь всем телом, и, поскольку я держал ее ноги, внезапно выгнулась всем телом, как эпилептик.