Я поставил бутылки на место, точно в прежнем порядке, и запомнил его. Постарался запомнить и сколько в бутылках налито. Потом закрыл дверцу, сел за стол и принялся за еду. Наверно, я все перепутал. Наверно, за последние недели ушло больше алкоголя. Я же не помню точно, сколько его было. А бутылки, вероятно, я сам и переставил во время субботней уборки. А что я все забыл, так это нормально. Вот Шкловский пишет о Толстом, как он рассуждает в дневниках, что не помнит, обтирал он от пыли диван в гостиной или нет. А если обтирал, то каков статус этого переживания и времени, которое оно заняло? О, русский формализм, куда исчез ты из моей жизни?
Я встал и как раз собрался убрать со стола, когда зазвонил телефон. Страх сжал грудь. Но я вспомнил эсэмэску, которую Гейр послал на мой номер. Ничего страшного.
Я быстро дошел до телефона и поднял трубку.
— Алло, Карл Уве, — сказал я.
В трубке помолчали, потом сказали:
— Это ты потерял телефон?
Голос принадлежал мужчине. Говорил он на ломаном шведском и держался если не агрессивно, то неприветливо уж точно.
— Да, я потерял телефон. Ты его нашел?
— Он лежал в сумке моей невесты, когда она пришла домой. Теперь расскажи, как он туда попал.
Передо мной открылась дверь. Пришла Линда, встревоженно глядя на меня.
Я помахал рукой — «иди, все в порядке» — и улыбнулся.
— Я стоял с телефоном в руке на станции на Родмансгатан, меня толкнули, и я его выронил. Я повернулся к тому, кто меня толкнул, и не увидел, куда телефон упал. Но я не слышал, чтобы телефон ударился о платформу. В это время мимо прошла женщина с раскрытой сумкой на плече, и я понял, что телефон мог попасть в сумку.
— Почему ты ничего ей не сказал? Почему ты захотел, чтобы она тебе позвонила?
— Потому что подошел поезд, а я опаздывал. К тому же я ведь не был уверен, что телефон упал в ее сумку. Я же не мог подойти к незнакомой женщине и попросить заглянуть в ее сумку.
— Ты из Норвегии?
— Да.
— Хорошо. Поверю тебе. Можешь получить телефон назад. Ты где живешь?
— В центре. Рейерингсгатан.
— Ты знаешь улицу Банергатан?
— Нет.
— Эстермальм, станция «Карлаплан», вверх от Страндгатан. Там магазин «ИКА». Приходи в двенадцать. Я буду на улице у входа. Если меня не будет, спроси на кассах. Просто спроси у кассиров. Окей?
— Да. Спасибо тебе.
— В другой раз меньше руками размахивай.
Он положил трубку. Линда, которая присела на диван, накрыв колени шерстяным одеялом, смотрела на меня вопросительно:
— Что случилось? Кто это звонит так поздно?
Она рассмеялась, когда я рассказал всю историю. Ее насмешила даже не она сама, а эта подозрительная на нее реакция. Действительно, если мужчине хочется познакомиться с посторонней женщиной, номера которой у него нет, что он делает? Правильно, кладет свой телефон ей в сумку и звонит на него.
Я присел рядом с Линдой на диван. Она приластилась ко мне.
— Я записала Ванью в очередь в сад, — сказала она. — Позвонила им сегодня.
— Правда? Как хорошо!
— У меня двойственное чувство, должна признать. Она еще маленькая. Может быть, отдавать ее сначала на полдня?
— Конечно.
— Малышка Ванья.
Я посмотрел на Линду. Лицо, затуманенное сном, из которого она только что вынырнула. Узкие глаза, обмякшие черты. Не может же она тайком попивать? Когда она без ума от Ваньи и так серьезно относится к своей материнской роли?
Нет, конечно, как такое вообще могло прийти мне в голову?
— У нас какая-то мистика на кухне, — сказал я. — Каждый раз, как я смотрю на бутылки, в них все меньше содержимого. Ты не замечала?
Она улыбнулась:
— Нет. Но мы наверняка расходуем больше, чем кажется.
— Наверное.
Я прижался лбом к ее лбу. Ее глаза, глядевшие прямо в мои, переполняли меня до краев. Секунду я видел только их, ничего больше, они светились ее жизнью, той, что она проживает внутри себя.
— Я скучала по тебе, — сказала она.
— Вот он я. Ты хочешь меня всего целиком, да?
— Да, целиком, — сказала она, взяла меня за руки и потянула на диван.