Любовь

— Еда готова! — крикнула Линда.

Я встал и пошел к ним. Времени уже было четверть шестого.

— Когда они должны прийти? — спросила Линда, заметив, видимо, что я поглядываю на часы.

— В шесть. Но мы сразу уйдем. Тебе не обязательно даже выходить к ним. Нет, ты можешь с ними поздороваться, если хочешь, но не обязательно.

— Лучше я тут побуду, здесь меня не видно. Волнуешься?

— Нет, но и хотеть тоже не хочу. Сама знаешь, как все это бывает.

— Не думай об этом. Просто побеседуй с ними, говори, что хочешь, и не требуй от себя ничего. Отнесись к интервью легко.

— Я разговаривал с Майгулль Аксельссон, помнишь, когда она участвовала в чтениях в Тведестранде и Гётеборге. За время турне она стала относиться ко мне чуть по-матерински. И она говорила мне, что взяла за правило никогда не читать ничего, что пишут о ней в газетах, и не слушать себя по телевизору и радио. Относиться ко всем этим мероприятиям как к разовым. То есть уделять им внимание только в момент, когда они происходят. Тогда получаются обычные встречи с людьми, просто и ясно, без наворотов. Подход показался мне весьма разумным. Но остается вопрос с тщеславием. Изобразят меня полным идиотом или просто идиотом? И это их подача или я такой?

— Хорошо бы ты бросил все вот это, — сказала Линда. — Дело нисколько не обязательное, а отнимает у тебя уйму сил. Ты же все время чем-то таким занят.

— Да, знаю. Но я перестану. Буду отказываться.

— Ты очень хороший человек. Если бы ты только сам мог это почувствовать!

— Базовое самоощущение у меня как раз обратное. И оно все отравляет. Только не говори, что мне нужно пойти на терапию.

— Я еще ничего не говорила!

— Ты сама такая, — сказал я. — Единственное отличие, что у тебя бывают периоды нормального самоощущения, осторожно говоря.

— Лишь бы Ванью это обошло стороной, — сказала Линда и посмотрела на Ванью.

Она улыбнулась нам. Весь стол перед ней и пол под стулом были посыпаны рисом. Рот измазан красным соусом, с прилипшими белыми рисинами.

— Не обойдет, — сказал я. — Это невозможно. Или оно в ней от рождения, или она подцепит его в процессе. Такое не скроешь. Но не обязательно, что это наложит на нее свою печать. Так не всегда бывает.

— Надеюсь, — сказала Линда.

Глаза у нее блестели.

— Обед, во всяком случае, вкусный, спасибо, — сказал я, вставая. — Я помою посуду. Еще успею до их прихода.

Я обернулся к Ванье.

— Какая Ванья большая? — спросил я.

Она гордо вытянула руки над головой.

— Такая большая?! — сказал я. — Ну, пойдем умоем тебя.

Я вытащил ее из стула, отнес в ванную и сполоснул ей лицо и руки.

Поднес ее к зеркалу и прижался к ней щекой. Она засмеялась. Потом я в спальне поменял ей памперс, спустил ее на пол и пошел на кухню убрать со стола. Когда все было сделано и посудомоечная машина зашумела на столе, я открыл шкаф, чтобы проверить, не произошло ли чего с бутылками. Произошло. Граппу, в которой я был твердо уверен, потому что уровень стоял вровень с этикеткой, со вчерашнего дня кто-то отпил. Коньяк стоял на другом месте и тоже вроде бы уменьшился в объеме, хотя тут я был уверен меньше. Что за чертовщина, а?

Я отказывался верить, что это дело рук Линды. Тем более после вчерашнего разговора.

Больше тут никого не было.

Никакие уборщицы к нам не ходили.

Бли-ин.

Ингрид.

Она была тут сегодня. И вчера. Это она, теперь понятно.

Но неужели она выпивает, оставаясь с Ваньей? Сидит накачивается, когда вокруг ползает внучка?

Тогда она алкоголичка просто. Ванья для нее центр мироздания. Ею она ни в коем случае не стала бы рисковать. И если она правда пьет, то сила тяги, видимо, такова, что заставляет Ингрид поставить на кон все.

Господь милосердный, помилуй нас.

Я услышал шаги Линды, она шла из спальни на кухню, закрыл дверцу шкафа, отошел, схватил тряпку и принялся протирать стол. Времени было без десяти шесть.

— Я схожу вниз покурить, пока они не пришли, ладно? — сказал я. — Тут осталось доприбрать, но…

— Иди, конечно, — сказала Линда. — А мусор сможешь захватить?

Тут в дверь позвонили. И я пошел открывать. Молодой человек с бородой, с сумкой на ремне, улыбнулся мне с порога. За ним стоял мрачный мужик постарше с большой фотосумкой на плече и фотоаппаратом в руке.

— Привет, — сказал молодой, — я Хьелль Эстли.

— Карл Уве Кнаусгор, — представился я.

— Очень приятно, — ответил он.

Я пожал руку фотографу и пригласил их в квартиру.

— Хотите кофе?

— Да, с удовольствием.

Я сходил на кухню и принес термос с кофе и три чашки. Когда я вернулся, они рассматривали гостиную.

— Если снегопадом накроет, с твоей библиотекой перезимуешь — не соскучишься, — сказал журналист. — Ничего себе, сколько книг!

— В основном нечитаных, — сказал я. — А какие читал, те уже забыл.