Любовь

— Оно должно быть, — сказала она, — потому что это не я. Карл Уве, мне очень жаль, но я не пила твое спиртное.

— Послушай, — сказал я, — ты моя теща. Я желаю тебе только добра, а не вот этого всего. Мне это совершенно не нравится. Последнее, чего мне хочется, — это тебя хоть в чем-то обвинять. Но что прикажешь мне делать, когда я знаю?

— Как же ты знаешь, когда ничего такого не было?

У меня тянуло живот. Ад какой-то.

— Пойми, Ингрид, — сказал я. — Что бы ты ни говорила, так дальше продолжаться не может. Ты потрясающая бабушка. Столько, сколько ты делаешь для Ваньи, не делает никто. Ты очень важный для нее человек. Она тебя очень любит. Я счастлив, что все так, и хочу, чтобы так и оставалось. Рядом с нами не так много людей, как тебе известно. Но если ты не признаешься, мы не сможем тебе доверять. Конечно, мы не запретим тебе видеться с Ваньей. Что бы ни произошло, встречаться вы будете. Но если ты не признаешься, не пообещаешь, что такого больше не будет, то ты не сможешь оставаться с Ваньей наедине. Никогда не будешь проводить с ней время одна. Ты меня поняла?

— Да. И мне очень жаль. Но так тому и быть. Я не могу признаться в том, чего не делала. Даже если бы хотела. Не могу.

— Хорошо, — сказал я. — Дальше разговор теряет смысл. Я предлагаю взять паузу, а позже вернуться к нему и посмотреть, что мы можем сделать.

— Давай, — сказала она. — Только, знаешь, это ничего не изменит.

— Хорошо.

Перед французской школой мы спустились по лестнице, по Дёбельнсгатан дошли до Юханнесплан и дальше по Мальмшильнадсгатан до улицы Давида Багаре, не сказав ни слова. Я — широким шагом, сутулясь, она — чуть не вприпрыжку позади меня. Все было не то и не так, она моя теща, и нет в мире причин, чтобы я взялся ее исправлять и наказывать, кроме этой. Я переживал ситуацию как недостойную. Тем более недостойную, что Ингрид не призналась.

Я отпер калитку и распахнул перед ней. Она улыбнулась и вошла во двор.

Откуда в ней такое спокойствие и уверенность?

Неужели все-таки Линда?

Да нет, конечно.

Может, я ошибся? Не так поставил метки?

Не может такого быть.

Тогда что?

Во дворе курила та же парикмахерша в белом. Я поздоровался, она мне улыбнулась. Ингрид остановилась перед дверью в подъезд, я отпер ее.

— Тогда я сейчас побегу, — сказала она, пока мы поднимались по лестнице, — а поговорим потом, как ты предложил. Возможно, ты тем временем выяснишь, что произошло.

Уходя, она взяла свою сумку и два пакета, улыбнулась своей обычной улыбкой и распрощалась, но меня не поцеловала.

Линда вышла в коридор после того, как Ингрид ушла.

— Как поговорили? Что она сказала?

— Сказала, что ни разу не выпивала, оставаясь с Ваньей. И сегодня ничего такого не было. И она понятия не имеет, почему спиртное исчезло.

— Если она алкоголичка, то все отрицать — обязательная часть сценария.

— Возможно. Но нам-то, блин, что делать? Она говорит: нет, я ни при чем. Я говорю, нет, при чем, а она мне на это — нет, ничего подобного. Доказать я не могу, у нас тут нет камер слежения.

— Мы с тобой знаем, и этого достаточно. Если ей хочется поиграть в эту игру, пусть потом не удивляется последствиям.

— Например, каким?

— Ну-у, мы не будем оставлять ее с Ваньей одну.

— Вот ведь хрень гребаная, ну что за дерьмище такое?! Почему я вынужден вызывать свою тещу на разговор, тыкать ее носом, доказывать ей, что она пьет? Какого черта!

— Хорошо, что ты с ней поговорил. Она наверняка признается в конце концов.

— Не думаю.

Как же быстро жизнь пускает новые корни. Только что место было тебе чужим, а вот ты уже им проникся. Три года тому назад я жил в Бергене и ничего не знал о Стокгольме, не знал в нем ни одного человека. Потом я приехал в Стокгольм, незнакомый, населенный чужими, и постепенно, день за днем, но совершенно незаметно моя жизнь стала сплетаться с их жизнями, и теперь ее не отделить. Если б я поехал в Лондон, что легко мог бы сделать, то произошло бы то же самое, только речь бы шла уже о других людях. Но сложилось так, случайно и судьбоносно.

Ингрид позвонила Линде на следующий день и во всем призналась. Сказала, что с ее точки зрения все не настолько серьезно, но раз мы считаем иначе, она предпримет необходимые меры, чтобы ни для кого тут не было никаких проблем. Она уже записалась к наркологу и решила уделять больше времени себе и своим проблемам, поскольку видела, что тут не все в порядке, что она сама к себе слишком требовательна.

Линду разговор расстроил; мама, сказала она, была настроена так оптимистично и по-боевому, что к ней не подступиться, она как будто утратила связь с реальностью и переместилась в легкое и беззаботное будущее.