Войдя полчаса спустя домой, я, закрывая входную дверь, услышал в гостиной голоса. Заглянул туда и увидел Микаэлу. Они с Линдой угнездились на диване, каждая со своей чашкой чая. На столе перед ними стоял подсвечник с тремя горящими свечами, блюдо с тремя сырами и корзинка разных печений и хлебцев.
— Привет, Карл Уве, как прошло? — сказала Линда.
Они обе смотрели на меня и улыбались.
— Норм, — сказал я и пожал плечами. — Рассказать, во всяком случае, нечего.
— Будешь чай с сыром?
— Нет, спасибо.
Пока я с ними разговаривал, я размотал шарф, повесил его в шкаф вместе с курткой, расшнуровал ботинки и поставил их на полку у стены. Пол под ней стал уже серым от грязи и песка. Надо посидеть с ними, а то будет нехорошо выглядеть, подумал я и пошел в гостиную.
Микаэла говорила о своей встрече с министром культуры Лейфом Пагротски. Он небольшого роста, а сидел во время встречи на огромном диване, положив на колени большую подушку, рассказывала она, обнимал подушку и даже прикусывал, по словам Микаэлы. Но она его безмерно уважает, он отличается острым умом и уникальной работоспособностью. Судить с уверенностью о профессиональных качествах самой Микаэлы я поостерегусь, поскольку встречался с ней только в ситуациях типа нынешней, но, каковы бы ни были, дела у нее шли неплохо, раз в свои неполные тридцать лет она сменила несколько руководящих должностей. Как и многие из знакомых мне девушек, она была очень близка со своим отцом, он тоже занимался чем-то литературным. С матерью, требовательной дамой, которая жила одна в своей гётеборгской квартире, отношения у Микаэлы были более сложные. Сама она меняла бойфрендов как перчатки, и при всей разномастности партнеров, одно было общим для всех ее романов — в паре всегда доминировала Микаэла. Из всего, что я услышал от нее за три года нашего знакомства, одна история запомнилась мне особенно. Мы компанией сидели в баре «Фолькоперы», и она пересказывала свой сон. Она пришла на праздник, но почему-то без штанов, ну то есть голая от талии и ниже, как Дональд Дак, и чувствовала себя неловко, а в то же время было в этом что-то соблазнительное, короче, в конце концов она легла на стол кверху голой попой. Как нам кажется, что может значить такой сон?
Действительно, что бы он мог значить?
Для начала я не поверил, что она пересказывает настоящий сон, и одновременно заподозрил, что всем за столом, кроме меня, известно еще что-то, потому что она ведь никак не могла хотеть, чтобы все мы сделали выводы на ее счет на основании такого сна? Наивная простота, так внезапно прорвавшаяся в человеке весьма изысканных манер, заставила меня в дальнейшем смотреть на Микаэлу с симпатией и восхищением. Или это был просчитанный демарш? Как бы то ни было, Линду она ценила и то и дело обращалась к ней за советом, числя ее, как и я, человеком с тонким вкусом и развитой интуицией. Некоторая ее зацикленность на себе не вызывала у меня ни изумления и ни малейшего осуждения, к тому же ее байки из коридоров власти всегда казались интересными, во всяком случае мне, так от этих коридоров далекому. Да и вообще, если поставить себя на ее место: она пришла навестить хрупкую, ранимую подругу и ее вечно молчащего мужа, и что прикажете делать? Естественно, взять инициативу в свои руки и подкачать маленькую семью своей силой и энергией. Она была крестной Ваньи, приезжала на крестины и произвела настолько приятное впечатление на мою маму, что та все время спрашивала, как у Микаэлы дела. Потому что та заинтересованно слушала все, что мама рассказывала, а когда вечер подошел к концу, встала и пошла на кухню помогать с мытьем посуды, то есть проявила участие, чего Линда не делала никогда, провоцируя тем самым скрытое напряжение в их с мамой отношениях. Вот для чего и придуманы социальные коды, они помогают нам сосуществовать, сами по себе являются знаками дружеского расположения и доброжелательного отношения, при их соблюдении человек смотрит сквозь пальцы на твои личные заскоки, твою идиосинкразию, чего люди с идиосинкразией, к несчастью, никогда не поймут, потому что это часть их идиосинкразической сущности. Линда не желала ни за кем ухаживать, потому что ухаживать должны были за ней, но в результате за ней никто не ухаживал. А Микаэла проявила заботу и получила ее в ответ. Меня очень задевало, что мама купилась на такое, ведь душевно Линда была куда богаче и оригинальнее. Внезапно открывающиеся глубины, неожиданные взбрыки, толстые стены сопротивления. Сгладить углы, обойти точки раздора — это антитеза искусству, антитеза мудрости, суть которой как раз умение остановиться и останавливать. Вопрос, что выбрать: движение, которое есть жизнь, или область за пределами движения, где обретается искусство, но в некотором смысле также и смерть?
— Пожалуй, чаю я выпью, — сказал я.
— У нас травяной, — ответила Линда, — ты его вряд ли захочешь. Но вода там в чайнике еще оставалась.