Любовь

Я хлопнул рукой по рулю и стал подпевать музыке. Звучал последний диск Coldplay, хоть он мне и не нравился, но для машины оказался идеальным. Когда-то я пережил такое же настроение, как сейчас. Влюбленный, шестнадцатилетний, я ранним летним утром ехал по Дании в Нюкёбинг, в тренировочный лагерь, и все в машине, кроме меня на переднем сиденье и водителя, спали. Он гонял «Brothers in Arms» — диск группы Dire Straits, который вышел той весной и вместе с «The Dream of a Blue Turtle» Стинга и It’s My Life группы Talk Talk составлял мой саундтрек ко всем важным событиям тех месяцев. Плоский ландшафт, встающее солнце, неподвижность за окнами, спящие люди, такой концентрат радости, что я помнил его двадцать пять лет спустя. Но за той радостью не тянулось тени, она была чистая, беспримесная, неподдельная. Передо мной тогда лежала вся жизнь. Все могло произойти. Все было возможно. Не то теперь. Много всего произошло и дало предпосылки тому, что еще может произойти.

И не только возможностей этих стало меньше. Но и самих чувств. Интенсивность жизни упала. И я знал, что половину ее я уже отмахал, или даже больше. Когда Юнну станет сколько мне сейчас, то мне самому будет восемьдесят. Это уже одной ногой в могиле, если не обеими. Через десять лет мне стукнет пятьдесят, через двадцать — шестьдесят. Так стоит ли удивляться, что за радостью следует тень?

Я помигал и перестроился, чтобы обогнать фуру. Опыта мне не хватало, и я занервничал, чувствуя, что машина упирается против ветра. Но не испугался, страх за рулем я пережил пока только раз, в день экзамена по вождению. Он происходил раним зимним утром; было темно, а я никогда не ездил в темноте. Лил проливной дождь, в дождь я тоже никогда не ездил. А экзаменовал меня инспектор неприятного вида и неприязненно настроенный. Я, естественно, вызубрил все правила проверки на безопасность. Первое, что он сказал, — безопасность пропустим. Очисти запотевшие окна, и довольно. Я не мог сообразить, как сделать это вне отработанной последовательности других действий, и минуты две тыркался по приборной доске, наконец нашел нужное, но забыл включить зажигание, на что экзаменатор отреагировал словами «Но ездить ты умеешь, да?» и с безнадежным вздохом повернул ключ вместо меня. Несмотря на такое блистательное начало, ноги отказывались подчиняться, тряслись и дрожали, и мелкая моторика тоже пропала, так что мы не влились в дорожный поток, а скорее впрыгнули. Темень. Утренние пробки. Проливной дождь. Через сто метров экзаменатор спросил, кем я работаю. Я ответил, что писатель. Он страшно заинтересовался. Оказалось, сам он художник, выставляется, и все дела. Он стал расспрашивать меня, что я пишу. Только я стал было рассказывать о «Всему свое время», как он назвал населенный пункт. Перед нами шла уборочная машина. Указателя было не видно. Он спросил, перевели ли роман уже в Швеции. Я кивнул. Вон! Вон указатель. Но в самом левом ряду! Я вывернул машину и нажал на газ, а он на тормоз так, что мы резко остановились.

— Красный! Ты разве не видишь?! Красный как помидор!

Я не заметил светофора вообще.

— На этом экзамен закончен? — спросил я.

— К сожалению. Если мы вынуждены вмешаться, значит, экзамен не сдан. Хочешь прокатиться дальше?

— Нет. Поехали обратно.

Экзамен тем самым уложился в три минуты. Когда я вернулся домой в половине десятого, Линда посмотрела на меня с интересом и любопытством.

— Завалил, — сказал я.

— Ой, бедный! А что случилось?

— Проехал на красный.

— Правда?

— Конечно, правда. Представляешь, встал в такую рань, чтобы на экзамене проехать на красный свет! Но ничего страшного. В следующий раз исправлюсь. Вряд ли я сумею проехать на красный на двух экзаменах подряд.

Страшного ничего и правда не было. Какая разница, получу я права в январе или марте, машины у нас все равно нет. И я уже извел такую уйму денег на уроки вождения, что оплата экзамена на их фоне просто мелочь. Правда, в конце месяца мы планировали поездку в Норвегию. Я согласился выступить в Сёгне, это в Сёрланне. План был такой, что мы поедем всей семьей и на обратном пути завернем на остров Саннёйя в районе Тведестранна, поживем несколько дней в пансионате и посмотрим, как нам там понравится. Саннёйю я присмотрел несколько лет назад, мне она виделась идеальным местом для нашей жизни. Остров без машин, порядка двухсот жителей, детский сад и школа до третьего класса имеются. Пейзаж ровно такой, в каком я вырос и по которому так сильно скучал теперь, но не Трумёйя, не Арендал и не Кристиансанн, куда я ни в коем случае не хотел возвращаться, а что-то другое, новое. Иногда я думаю, что тоска по той природе, тем видам, которые окружали нас в детстве, укоренена в нас, — это биология. Как инстинкт заставляет кошку проходить сотни километров в поисках места, откуда ее увезли, так и в нас, животных под названием «человек», наряду с другими глубоко архаичными порывами есть и эта тяга.