Любовь

Алексей Алексеевич из рода князей Ухтомских, богослов по первому образованию, защитил диссертацию – «Космогоническое доказательство Бытия Божия». Работа над диссертацией привела начинающего богослова к мысли о безграничных, космических способностях человеческого разума. Носитель разума – мозг – изучал Алексей Ухтомский, уже будучи молодым учёным, под руководством профессора Введенского. В 1922 году, после смерти учителя, Ухтомский продолжил его дело и принял под своё начало кафедру физиологии человека и животных Петроградского университета.

Богата и разнообразна научная и общественная деятельность Алексея Алексеевича в двадцатые-тридцатые годы: преподавал, руководил, организовывал, избирался, выступал. Одним словом, был светочем знаний, причём знаний живых и страстных. Всесторонне одарённый человек, Ухтомский владел семью иностранными языками, играл на скрипке, писал пейзажи, портреты, иконы. В сфере его интересов – архитектура, философия, литература.

Главный труд учёного Ухтомского – «Доминанта как рабочий принцип нервных центров». Работа написана блестяще. Потому что – доступно для каждого мало-мальски образованного человека, потому что – без профессорских загогулин. Просто и убедительно даны те самые знания (о человеке, о самом себе), которые становятся силой. Настоятельно рекомендую Вам, Серкидон, ознакомиться. Ваш покорный эпистолярный слуга сей научный труд читал, как детектив. Как переписку Ромео и Джульетты. А при чтении диву давался: как глубоко копнул человеческий разум русский учёный, по сути не имея в руках ни приборов, ни должного оборудования. В наличии: работы предшественников, интуиция, энтузиазм.

Поражают и энциклопедические знания автора. Тут вам и ссылки на работы коллег по научному цеху; и цитаты из работ философов, как русских, так и западноевропейских; и отрывки из литературных произведений писателей – Пришвин, Гончаров, Достоевский, Толстой…

Тайновидец плоти для физиолога Ухтомского был дорог особенно. Интимный момент зарождения доминанты дан на примере взаимоотношений Наташи Ростовой и Андрея Болконского. Но чаще иных цитируется… кто бы Вы думали?.. Гёте!

… В 1774 году, поставив точку в романе о страданиях молодого Вертера, Гёте избыл чёрную Доминату творчески: она была превращена в чернила и переведена пером на бумагу. Автор испытал ранее неизвестное ему облегчение, он точно сбросил тяжкий груз, он точно вышел из каземата на свет Божий.

Читаем в мемуарах Гёте: «Я чувствовал себя, точно после исповеди: радостным, свободным, получившим право на новую жизнь».

Гёте добросовестно отработал Доминанту, но действовать она не перестала. После публикации романа «Страдания молодого Вертера» по Германии, а потом и по Европе прошла цепь самоубийств: начитавшись об участи несчастного влюблённого, молодые, не окрепшие разумом люди, стрелялись. В социологии и поныне есть термин «синдром Вертера» – имитационное суицидальное влияние. Человек подошёл к опасной черте, психика его неустойчива, он балансирует на грани, а роман, как горьковский Лука, как дудочка крысолова, уводит молодых людей из жизни в небытиё…

На исходе жизни Гёте писал: «Я всего один раз прочитал эту книжку, после того как она вышла в свет, и поостерёгся сделать это вторично. Она начинена взрывчаткой! Мне от неё становится жутко, и я боюсь снова впасть в то патологическое состояние, из которого она возникла».

Читаем в романе.

Альберт: «Даже представить себе не могу, как это человек способен дойти до такого безумия, чтобы застрелиться, самая мысль претит мне».

Вертер: «Странный вы народ. Для всего у вас готовы определения: то безумно, то умно, это хорошо, то плохо!.. В обыденной жизни несносно слышать, как вслед всякому, кто отважился на мало-мальски смелый, честный, непредусмотренный поступок, непременно кричат: «Да он пьян! Да он рехнулся! Стыдитесь вы, трезвые люди, стыдитесь, мудрецы!»

Альберт: «Очередная твоя фантазия. Вечно ты перехватываешь через край, а тут уж ты кругом неправ, – речь ведь идёт о самоубийстве, а ты сравниваешь его с великими деяниями, когда на самом деле это несомненная слабость: куда легче умереть, чем стойко сносить мученическую жизнь».

Вертер: «Друг мой! Человек всегда останется человеком, и та крупица разума, которой он, быть может, владеет, почти или вовсе не имеет значения, когда свирепствует страсть и ему становится тесно в рамках человеческой природы. Тем более… Ну, об этом в другой раз».

Тут Вертер схватил шляпу и убежал.

Что мы видим? Прав Альберт, доводы его железобетонны, но симпатии читателя, его сочувствие на стороне Вертера? И ясно почему. Как замечено, грамм эмоции перевешивает тонны фактов106. Рассудочный Альберт – стандартный тип, и он бездарно проигрывает все споры с порывистым «иноходцем» Вертером.

Теперь, Серкидон, мы с вами можем понять суровых мужей из лейпцигского теологического факультета, которые обвинили автора романа в «апологии и рекомендации самоубийства». Надо признать, основания на этого у них были.