Любовь

«Кто не влюбится до безумия в такие прелести? Белая шея чиста, как алебастр, а внизу раскинулась холмистая долина Амура. Две круглые груди пленяют взор, подобно розам цветут их ореолы. Пышная грудь возбуждает желания. Рука протягивается к ней, в глазах – томный огонь, и жадно хотят припасть к ней уста».

Автор первой обширной биографии Пушкина, основатель пушкинистики Павел Анненков писал: «Библиотека отца оплодотворила зародыши ранних и пламенных страстей, существовавшие в крови и в природе молодого человека, раздвинула его понятия и представления далеко за пределы возраста, который он переживал, снабдила его тайными целями и воззрениями, которых никто в нём не предлагал».

Французской прозой был мальчик обложен, как дровами, французскими стихами, как хворостом, искрой послужил (а это было уже в Лицее) первый поцелуй. И запылали африканские страсти, запламенела душа. Далее подбрасывались в пылающую душу женские имена, как из донжуанского списка, так и те, что Александр Сергеевич не припомнил…

К тому времени, когда поэт оказался у своего последнего барьера, «кипучая бездна огня»226 выгорела, тлели угли. В «отсутствии воздуха»227 тлели едва-едва… Александр Сергеевич замер, как детская игрушка, у которой разрядилась батарейка.

Впереди нацеленный пистолет оскорбителя, за спиной: карета, Черная речка, чёрные помыслы, белый снег, подорванное неврозом здоровье, ущемлённое самолюбие, мучительный творческий застой, потрачены деньги, выданные на «Историю Пугачёва», а история не написана, финансовый крах журнала, 120 000 рублей общего долга, короткий царский поводок, влюблённая в Дантеса жена, неопределённое, омрачённое нищетой будущее детей, собственная строка – «Но отослать его к отцам//Едва ль приятно будет вам…»228

И потом, пусть даже он убит, и что? Ничего никуда не исчезнет. Добавятся слёзы жены, истерика её сестрицы (вдовы), выволочка от царя, опала… и уж точно в долг никто не даст…Итог был подведён («Я памятник себе воздвиг…»), поэт дождался выстрела, и пуля Дантеса решила все проблемы. Избавила душу от страданий, а все земные хлопоты переложила на царя Николая Павловича. Самодержец-гонитель изгнал из России недругов поэта, заплатил по долгам, позаботился о детях, а потом и о жене.

А что касается литературных оппонентов, то они тут же стали горячими сторонниками поэта. Один тут же с удивлением написал: «Велик был человек, а пропал, как заяц.»229

Иное мнение узнаём из письма барона Геккерна матери Дантеса: «Жоржа не в чем упрекнуть, его противником был безумец, вызвавший его без всякого разумного повода, ему просто жить надоело, и он решился на самоубийство, избрав руку Жоржа орудием для своего переселения в другой мир»230.

Старый интриган и сводник передёргивает в отношении «без всякого разумного повода». Дантес уже не просто преследовал жену Пушкина, он перешел к жёсткому «прессингу» Натальи Николаевны… Но мысль – Дантес как орудие суицида для измученного обстоятельствами поэта – считать совсем абсурдной нельзя.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-42-

Приветствую Вас, Серкидон!

Молил сегодня поутру лучезарного Аполлона, заламывая руки и вознося очи к небу. Нужна была подсказка – с чего начать разговор о влюблённостях Пушкина, о страстях его пылких и разных к женщинам и ко всему прочему. Древнегреческий бог остался глух к моим мольбам, и тут наткнулся я взглядом на собрание сочинений олимпийца Гёте. Конечно, ничего о русском гении немецкий гений не писал: полвека разницы и разные культуры. Зато вот какое любопытное суждение нашлось у Гёте о любимце шотландского народа:

«Возьмём Бёрнса. Не потому ли он велик, что старые песни его предков жили в устах народа, что ему пели их, так сказать, тогда ещё, когда он был в колыбели, что мальчиком он вырастал среди них и сроднился с высоким совершенством этих образов, что он нашёл в них ту живую основу, опираясь на которую, мог пойти дальше? И ещё, не потому ли он велик, что его собственные песни тотчас же находили восприимчивые уши среди его народа, что они затем звучали ему навстречу из уст жнецов и вязальщиц снопов, что ими приветствовали его весёлые товарищи в кабаке? Тут уж и впрямь могло что-то получиться».

Ещё как получилось! День рождения Бёрнса – 25 января – национальный праздник Шотландии. Люди собираются за праздничным столом и под звуки волынки выносят воспетые поэтом блюда. Начиная с блюда номер один – пудинга Хаггинс:

В тебе я славлю командира

Всех пудингов горячих мира, –

Могучий Хаггинс, полный жира

И требухи…

Дальше я не цитирую, иначе Вы, Серкидон, не дочитав, рванёте в студенческую столовую. Требуху Вы там найдёте быстро, но совсем не ту, что надо…

Так вот. А почему бы в России не сделать национальным праздником день рождения Александра Сергеевича Пушкина? Прекрасный летний день – 6 июня. Сколько у нас в России праздников, что называется ни о чём. Поднимешь рюмку, а что сказать и не знаешь. А тут бы глянул россиянин озорным взглядом на жёнушку да и сказал бы: «Выпьем, добрая подружка бедной юности моей…231»