Любовь

Должна сказать, да и из всего моего рассказа это уже ясно, что я обычно принимаю решения без «зрелого» обдумывания, а просто так — по наитию. Сейчас мне пришла в голову мысль — вероятно, все поступают так. Дело лишь в том, какие у кого решения возникают. Некоторым людям, хотя тоже не всегда, приходят в голову лучшие из возможных решений. Может быть, и я принадлежу к этим людям...

Так или иначе, мы ехали со Стефаном № 2 по шоссе, которое вилось над любимой столицей, и она сверкала под нами изо всех сил. Нежилась у подножия Витоши в лучах послеполуденного солнца. Это очень здорово, что над Софией возвышается гора; захочешь понять, в каком городе ты живешь, захочешь увидеть его целиком и без прикрас — поднимайся на гору и осматривай его сколько душе угодно. Я говорю об этом потому, что в тот день, когда мы спускались по серпантинам шоссе, что-то во мне изменилось, и с тех пор я думаю об этом городе уже не с тем раздражением, с которым я ехала в дом отдыха, а с какой-то смесью интереса, неуверенности и, может быть, страха. Ведь одно дело — ходить по улицам города, и другое — увидеть его целиком, с миллионом окон, за которыми люди — мужчины, женщины, дети. Очень легко представить себе, что из каждого окна смотрит на тебя лицо ребенка, лицо женщины или лицо мужчины.

По дороге в Софию я задала Стефану № 2 один важный вопрос. Я имела на это право, так как он мне его уже задавал.

— Извините, — сказала я, — если не хотите, не отвечайте... Каково ваше... если можно так сказать... семейное положение?

Прямо так и спросила, но я уже продемонстрировала в этих записках свое нахальство, стало быть, это для вас не ново. Новым это было для журналиста. Тем не менее он, хоть и посмотрел на меня с легким удивлением, не растерялся и ответил почти сразу.

— Я разведен.

Наступило молчание. Спрашивать дальше я не могла, а он, видно, больше не хотел говорить. Я почти угадала заранее его ответ, так как, если человек, живя в доме отдыха, не получает писем, никто к нему не приезжает и не звонит по телефону, можно быть почти уверенным, что в его семейной жизни что-то не в порядке... Или, наоборот, все в полном порядке — это уж зависит от того, кто как смотрит на эти вещи.

Я не хочу сказать, что меня тогда не разбирало любопытство. Наоборот. И если бы рядом был кто-то другой, скажем архитектор, я продолжала бы задавать вопросы, но Стефану № 2 — не могла.

Едва ли для девушки моего возраста найдется что-нибудь более интересное, чем послушать рассказ о том, почему такая-то пара развелась, — это и страшно занятно и, главное, поучительно. Сдается мне, что, если каждая девица будет знать достаточно таких историй — историй с разводом, хочу я сказать, — в двадцать лет она будет гораздо лучше ориентироваться в жизни и не будет топтаться точно на какой-то площади в густом тумане, не зная, по какой дороге ей идти. Ведь не всем девчонкам выпадает великая любовь, когда, словно комета, та, рождественская, извините за сравнение, освещает тебе путь и ты идешь, будто загипнотизированная, вместе с любимым в единственно возможном направлении. С большинством девчонок, думается мне, все бывает как раз наоборот: никакая комета не ослепляет их своим блеском, а выплывают из тумана всякие огоньки, и девчонка не знает, за каким из них идти, какой превратить в свою звезду. И часто запутывается среди этих огоньков, особенно если усиленно ищет их и меняет. Вообще если начинает нервничать. Вот что я хочу сказать.

Надеюсь, что после этой декларации никто не подумает, будто я абсолютно самоуверенна и чувствую себя гарантированной от «неприятных неожиданностей», раз я так хорошо разбираюсь в этих делах. Впрочем, мне кажется, большинство девчонок в них разбирается. И все-таки с нами случаются, могут случиться самые разнообразные происшествия. И что, например, ждет меня, я не знаю... Могу влипнуть в какую-нибудь запутанную историю — поди угадай заранее! Скажу только, что мной владеет бесконечное любопытство и ожидание. И я ничуть не боюсь, что вдруг со мной стрясется что-го плохое. Думаю, что не я одна не испытываю страха. Мы в большинстве своем такие. И это-то в нас и хорошо! Именно это!

И если надо чего-нибудь себе пожелать, так это чтоб блеснул тебе такой свет, какой блеснул когда-то Ирине... После этого Ирина была несчастна... Но и позже, думается мне, этот свет для нее не погас, он светил ей всегда, и это, быть может... Наверное, это прекрасно, наверное, это и есть счастье?

— Хотите, я вам кое-что скажу? — спросил журналист, поглядывая то на дорогу, то на меня.

— Да.

— Не конкретные вещи... Конкретное не всегда интересно... Иногда оно просто скучно... И не всегда достаточно для объяснения... Эх, самоубийца!..

Журналист выругался и извинился передо мной, исхитрившись за какие-то секунды спасти жизнь типу на мотороллере, возникшему между нашей и встречной машинами. Нам это стоило выезда на обочину и здоровой встряски.