Читаем Любовь. Футбол. Сознание. полностью

Я представляю, как она мастерит себе сережки. Она берет алебастровые бусинки, лакированные кусочки черного дерева и перламутровую крошку, протыкает их острой иглой и нанизывает на нейлоновую нить, прикрепленную к штифту. Каждый раз, нанизав очередной элемент, она поднимает получившуюся серьгу и разглядывает ее со всех сторон, затем подносит к уху и берет маленькое зеркальце, что лежит рядом на кровати, где она сидит скрестив ноги и трудится. Некоторое время она смотрит в зеркало на себя и на серьгу. Наконец она снова кладет украшение перед собой на белый платок, где лежат камни, кусочки дерева и перышки, и убирает лишнее, и добавляет недостающее.


Я представляю, как она одевается и выходит из дома. Я представляю стук ее туфель по тротуару, легкое позвякивание сережек и браслетов, ее аромат. Я представляю, что она уже с улицы звонит подругам. Я представляю, что они понимают; они придут, они поторопятся, и немногим позже они сидят в одном из баров квартала Глокенбах и, пропустив белое вино с минералкой, пьют сразу джин-тоник. Я представляю их в клубе, «P1», «Paradiso», «Первая лига». Я представляю, как она танцует. Я представляю, как она выглядит, когда танцует. Я представляю, что многие смотрят, как она танцует.


Я представляю, что люди на семьдесят два процента состоят из воды. Я представляю, что мы живем на шарике, который мчится вокруг Солнца со скоростью сто семь тысяч двести восемь километров в час. Я представляю кота, размазанного между состояниями «жив» и «мертв». Я представляю число π. Я представляю квадратный круг. Я представляю, как она спит с другим мужчиной.

Я гашу свет

Они ничего не знают. Они смотрят на меня так же, как раньше, когда я вхожу в здание, когда я прохожу между классицистских колонн под аркой из красного кирпича, когда я пересекаю холл с охранниками, темно-красными коврами на стенах, латунными дверными ручками и мраморным полом, это университет или казино? Они пока не реагируют на меня, они думают, если они вообще что-то думают, вот сейчас он пойдет и будет читать лекцию, но, скорее всего, они ничего не думают, я показываю пропуск, они кивают, едва заметно, они не говорят «нет, ты сюда не войдешь, больше никогда», пока не говорят.


Пока еще поднимаются уголки губ, а иногда подбородок или бровь, когда я вижу знакомые лица, в фойе, или в лифте, или в коридоре, я еще могу просто так зайти в аудиторию с номером, который запомнил, узнав дату доклада: 7112. В аудитории довольно много людей, человек пятьдесят.


Профессор, который пока считает меня своим гостем, пока еще представляет меня, еще говорит добрые слова обо мне и моем проекте и дальнем пути – из Германии в эту аудиторию, – на который я отважился, чтобы оказаться здесь, у них, и рассказать им, что я думаю. Они пока еще слушают.


Они смотрят на меня. Они смотрят на меня множеством глаз, все глаза разные, но все-таки все одинаковые – скептические. Они смотрят на меня. Я не смотрю на них. Они смотрят пристально. Я обвожу их взглядом, нескольких, одного за другим, третьего слева, вторую сзади, четвертую впереди справа, а потом останавливаюсь на одинокой ненужной розетке в правом дальнем углу аудитории. Аудитория больше в ширину, чем в длину. Это не плохо. Передо мной не аморфная масса, а лишь полоса распахнутых глаз, пять-шесть рядов в глубину, десять пар в ширину. Головы, в которых сидят эти глаза, приподняты, шеи вытянуты, такую позу можно было бы назвать гордой: Да, мы здесь и слушаем тебя, и да, мы достаточно образованны, чтобы быть здесь и слушать тебя, и да, мы образованны и сосредоточенны и, главное, достаточно быстры, чтобы понять, если ты допустишь ошибку, парень, если ты скажешь чушь, мы заметим это быстрее тебя, и потом мы тебе покажем. Мы поднимем руку, и ты поймешь, что сейчас получишь по ушам, и мы подождем, пока ты не обратишься к каждому из нас, по очереди, чтобы мы тебя размазали, как того требуют правила приличия, традиции и твои манеры, если они у тебя есть, а манеры у тебя наверняка есть, иначе ты не стоял бы сейчас здесь, это же City University of New York, сучонок, и мы занимаемся философией, так что смотри не облажайся с аргументами, добро пожаловать!


Есть ли у меня аргументы? Я вам с удовольствием скажу. Сейчас я вам все расскажу. Я хочу максимально точно объяснить вам, что такое сознание, ведь я так долго к этому готовился, так что я смотрю на первый слайд моей презентации в Power Point, а там написаны такие слова, как метарепрезентация, квалиа, интринзикализм, и вдруг они кажутся мне странными, ведь вообще-то я только хочу сказать очевидную вещь, которая и так всем известна, а именно: если человек, что-то делая, еще и думает, что он что-то делает, то он делает это не так хорошо, потому что часть того, что нужно, чтобы что-то делать или думать, тратит на то, чтобы думать – а что я тут вообще делаю?


Перейти на страницу:

Похожие книги

Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза
Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза