Любовь горца

– Ты совершила что-то, оскорбившее королеву или какого-то члена королевской семьи? – снова спросил Лиам, ощутив, как непривычно скривились его губы.

– Нет, – снова ответила она, и ее светлые глаза смотрели прямо на его рот, потом несколько раз моргнули.

– Неужели ты совершила что-то, что вызвало гнев королевского флота ее величества или любого другого вида войск?

– Нет, не совершала. – Ее губы нехотя дрогнули в женственной улыбке.

– Тогда, барышня, я уверен, что способен защитить тебя, а откровения оставим до лучших времен, когда все будет кончено.

Когда Лиам снова прижал ее к себе, Филомена подняла голову и ее внимательные глаза вгляделись в его черты в поисках бог знает чего.

– Правда? – спросила она шепотом.

– Да, правда, – заверил Лиам. – И клянусь, что я, лэрд клана Маккензи, воткну кинжал прямо в глаз тому человеку, который тебя обидел, если доведется встретиться с ним!

Он попытался сказать это без нажима, но каждое слово этой клятвы было правдой. Филомена снова прижалась к нему, иронически усмехнувшись:

– А говорят, хайлендеры не понимают романтики!

– Кому нужна поэзия, алмазы и рубины? – Его зубы блеснули в свирепой улыбке. – Самыми драгоценными дарами являются те, что добыты у врага, когда он стоит перед тобой на коленях, умоляя о пощаде.

Она горько засмеялась, спрятав лицо во впадину на его груди:

– В какого свирепого варвара я влюбилась!

Оба замерли, услышав это случайно вылетевшее признание, и ее руки вцепились в его рубашку. Сердце Лиама на секунду застыло, он взял в обе ладони ее подбородок, нежно приподнял его, как если бы он был сделан из тончайшего стекла, и заглянул ей в глаза.

Филомена ничего не сказала про любовь, но все было ясно без слов. У Лиама перехватило горло, он не мог говорить, поэтому молча склонился и поцеловал ее в лоб, в трепетные ресницы, потом в бархатистую щеку. Она была его сокровищем. Как сильно он любит ее! Как боится, что она станет еще одной жертвой его проклятой крови! Но он был настоящим эгоистом и не мог ее отпустить.

– Нам нужно вернуться к детям, – прошептала она, вырываясь из его объятий. – Они и так удивляются, куда мы пропали.

– После…

– После чего?

Он быстро поцеловал ее, и ответ сразу стал ясен. Он прижимался твердым ртом к ее мягким губам снова и снова, увлекая и соблазняя, пока ее ответный стон не заставил его сойти с ума от вожделения.

Их языки встретились, и он ощутил ее отчаянное желание. Она вонзила пальцы в мускулы его спины с такой страстью, какой не было даже прошлой ночью. Ее желание усиливало его страсть. Вся кровь бросилась ему в пах. Он крепко прижал Филомену к себе и стал тереться бедрами, чтобы она почувствовала, как на него действует ее красота.

Лиам поймал ее запястье и взял в рот ее пальцы. Осторожно схватил зубами кончик мягкой шелковой перчатки и стал стягивать ее с каждого пальца, пока полностью не снял.

Другой рукой он расстегнул брюки, отвлекая ее внимание тем, что взял два ее пальца в рот. Филомена приоткрыла губы, которые блестели от недавнего поцелуя. Глаза затуманились, а веки опустились. Он видел, что она вспомнила, как его язык проскользнул между складками ее плоти точно так же, как сейчас скользнул между ее пальцами.

Когда ее пальцы стали совсем мокрыми, он вынул их изо рта:

– Потрогай меня! – и он опустил ее руку вниз.

Он хотел, чтобы она его узнала, почувствовала, что она с ним делает. Она должна понять, что его мужская сила – не оружие, которое он может применить против нее, а продолжение его желания. Она может держать ее в руке, управлять ею, доставлять им обоим наслаждение, использовать его тело для удовлетворения собственной страсти.

Они оба выдохнули, когда ее рука сомкнулась вокруг его члена, хотя он вскрикнул немного громче. Ласковые пальцы окружили его раздувшееся копье, и она в удивлении подняла на него глаза, но быстро их опустила и начала влажной ладонью исследовать горячую кожу.

Лиам вздрогнул, когда она скользнула пальцем на круглый кончик, а потом вернулась к основанию. Он застонал, наклонил голову к ее шее, проклиная высокий воротник ее платья. Сейчас они должны быть голыми и в полном одиночестве.

Но единственными обнаженными частями был его член и ее рука, ее нежная, мягкая, волшебная рука, которая управляла не только его вожделением, но его сердцем и его проклятой душой. Она – его единственное спасение.

Филомена приподнялась на цыпочки и запечатлела на его губах нежный поцелуй, а когда он попытался поймать ее губами, она отстранилась и, к его изумлению, упала на колени.

Филомена по-прежнему держала в руке его член, когда опустилась. Юбки взлетели вокруг нее и упали на пол, напоминая лужу из темного шелка и кисеи. Она хотела подарить ему то же наслаждение, которое ей подарил он. Хотела, используя рот, донести до него то, что еще не решалась выразить словами. Филомена стремилась сделать этот акт любовным, а не напоминанием о подчинении и унижении.

– Пожалуйста, – прошептала она, закинув голову, чтобы взглянуть на Лиама, – не дергай меня за волосы.