Любовь горца

Она не поняла, держащие ее руки дрожали от гнева или от усилия, чтобы не сломать ей кости. В тускнеющем свете дня его глаза сверкали гневом, и Филомена сжалась перед подавляющим величием лэрда Рейвенкрофта, который взирал на нее, едва сдерживая злость.

– Объясните мне, мисс Локхарт, какого черта вы делали одна в лесу с этим человеком?

Глава 6

«Ее губы – вот что меня погубило», – решил Лиам, мрачно глядя на испуганную гувернантку, которую держал в руках.

Он заметил ее, когда она шла через сад и напоминала порхающий цветочный лепесток. Уголки полных губ слегка приподняты, будто аромат роз напомнил ей о какой-то тайне. Эти губы снились ему не только во сне, он видел их даже днем. И если этот чертов мерзавец сумел очаровать ее настолько, что попробовал их на вкус, тогда он сотрет Инвертон-Кип с лица земли. Вместе с Гэвином Сент-Джеймсом внутри.

После славного дня, проведенного вместе с детьми, Лиам с удивлением обнаружил, что ждет возвращения домой. Потому что там будет мисс Локхарт, которая шелестит каким-нибудь красивым платьем по залам замка, приводя в волнение мужчин, улыбаясь своей доброй, но загадочной улыбкой.

Всю вторую половину дня он надеялся вновь увидеть эту улыбку. Но когда они вернулись, гувернантки, к сожалению, в замке не было. Рассел рассказал Лиаму, что ее видели, как она одна бежала в лес, как будто за ней гналась сама смерть.

Рейвенкрофт был вполне безопасным местом, но странные события, происходящие в последнее время, заставили Лиама подумать, что нехорошо лондонской барышне одной гулять по лесам Уэстер-Росс. В результате, когда уже стало темнеть, он отправился за ней сам, и стоило ему выйти, как он услыхал из леса ее музыкальный смех. Она появилась не одна.

Улыбка, которой он так наслаждался, предназначалась на этот раз не ему. И никому иному, как человеку, который однажды его уже предал.

Внутри вспыхнул знакомый гнев, и Лиам вцепился в него обеими руками, призывая к себе демона, который был выкован в адском пламени его ярости. Боль и подозрения были задавлены надменностью и чувством превосходства. И он не стал обращать внимание на нежную плоть, которую сжимал грубыми руками. Не стал он глядеть и на мокрые юбки, прилипшие к изгибам ее роскошного тела.

– Отвечай, женщина, – зарычал он. Он представлял, как она барахталась в воде в руках Гэвина Сент-Джеймса, и убийственный гнев заставил кровь закипеть в жилах. – Какого черта ты делала в лесу с этим человеком?

– Я… я гуляла вдоль морского берега. – Она старалась не глядеть ему в глаза. – Там щенок утопал, и я полезла в воду, чтобы спасти его для Трикси. А мистер Сент-Джеймс искал свою собаку и предложил проводить меня до дома и…

Слова вырывались беспорядочным потоком, лишенные ее обычного красноречия.

– Мне нельзя врать, это опасно! – заорал Лиам и встряхнул ее снова.

Но вместо того чтобы начать извиняться, женщина смертельно побледнела, в уголках глаз появилась влага, нежная кожа лица напряглась и обтянула прелестные черты. Лиам счел это проявлением вины и почувствовал себя физически больным.

– Это так вы себя ведете? Стоило вам на секунду остаться одной, и вы побежали в лес распутничать с известным мерзавцем?

Тут она подняла подбородок, твердо посмотрела ему в глаза, и выражение ее лица было совсем не плаксивым, как он ожидал от такой робкой особы. Это был бесстрашный вызов. Ее зрачки стали сине-зелеными, в них блеснули признаки приближающегося шторма. Она стала напоминать нимфу Калипсо, готовую обрушить на него свой гнев.

– Немедленно отпустите меня, сэр, – прошептала она медленно, очень медленно, стараясь выкрутиться из его рук, так что это причиняло ей боль.

Он разжал руки и опустил ее, хотя его ладони все еще ощущали тепло ее тела. Ему хотелось снова дотронуться до нее. Она отступила на шаг, потом еще, загораживаясь букетом, как щитом, и выражение лица сделалось холодным и твердым. Лиам разозлился, удивился и попытался приблизиться, отчего ее лицо стало еще враждебней.

– Как вы смеете? – произнесла она почти шепотом, но этот шепот подействовал, как удар палицы викинга. – Как смеете вы бросать мне подобные обвинения, когда я не давала вам ни малейшего повода для таких подозрений?

Лиам попытался возмутиться, чтобы подавить чувство стыда за то, что повел себя так грубо.

– А что я мог подумать, по-вашему, мисс Локхарт?

– Может быть, вам стоило узнать, как обстоит дела, прежде чем бросать мне дикие и непристойные обвинения? Прежде чем называть меня распутной?

Как бы ему хотелось, чтобы она действительно была распутницей, а не гувернанткой. Эта вздорная мысль настолько шокировала Лиама, что он произнес слова, которые совсем не хотел говорить:

– Не станете же вы возражать, что ваши лондонские лорды и леди, увидев подобное поведение, заподозрили бы вас в том же?

– А разве вы не говорили мне, что отличаетесь от них?