Любовь горца

Его страхи усилились и обрели ощутимую тяжесть. Теперь, когда он высказал их, они стали еще весомее и грозили раздавить его.

– Я считаю, если в Эндрю сегодня произошел некий надлом, то его можно исправить так же быстро и надежно, как мою сломанную дверь.

В ее голосе послышался смешок, и он подумал, что Филомена хочет таким образом снять напряжение. Несмотря на это, уголки рта Лиама опустились от стыда за свое поведение – он вспомнил, как силой выбил дверь ее комнаты. А ведь это была единственная иллюзорная гарантия ее безопасности.

– Мне не следовало вести себя как варвар. Я не хочу, чтобы вы боялись меня, барышня. Утром ваша дверь будет отремонтирована.

Несколько минут она молчала.

– Не думайте об этом больше, – сказала Филомена. – Давайте оба выбросим это воспоминание из головы и двинемся дальше.

Лиам надеялся, что она сможет забыть, но про себя знал, что еще бесконечное множество дней его будет мучить воспоминание о ее роскошном теле. Его глаза уже приспособились к темноте, и то, что скрывали тени, дополняло воображение, рисуя совершенные формы ее груди и бедер.

– Я знаю, что между нами есть серьезная проблема, – решилась заговорить Филомена. – Я не знаю, что вам сказал лорд Торн и отчего вы решили, что я позволила ему войти в мою комнату. Но уверяю вас – у меня нет никаких намерений относительно вашего брата, и я никогда не помышляла вести себя так, чтобы…

– Я знал, что Гэвина нет в вашей комнате, – заверил ее Лиам. – Он бы не осмелился. Я запретил ему беспокоить вас в дальнейшем, и он покинул дом.

– Запретили?

Лиам понял, что ей не понравилось это слово, по той растерянности, с которой она его произнесла.

– Если граф отправился домой, то кого вы искали?..

Ей потребовалось всего две секунды, чтобы сообразить, а потом выдернуть свою руку.

– Значит, вы ворвались в мою спальню, чтобы найти там… Эндрю? Вы сломали дверь, потому что думали, что ваш сын находится здесь в середине ночи?

Филомена сначала растерялась, потом недоумевала. А мозг Лиама, затуманенный выпитым виски, не мог сообразить, что нужно сказать.

– Боже мой! – Филомена встала и отвернулась от него, потом отступила на несколько шагов и сложила руки на груди, стараясь защитить себя.

Ее успокоительное прикосновение было утрачено, и Лиам вскочил на ноги.

– Рианна сказала, что вы оба пошли наверх одновременно. К тому же последнее время вы оба меня избегали. Иногда вы вместе куда-то уходили, а если не уходили, то секретничали. Я же не знал, что это относилось к той маленькой собачке.

Филомена медленно к нему повернулась, и Лиам обрадовался, что ее лицо было скрыто темнотой и он не мог видеть те эмоции, которые выражал ее взгляд.

– Значит, вы думали, что я… Господи, я даже не могу вслух это произнести!

Ее рука взлетела ко лбу, и она стала тереть его, как бы стараясь удалить оскорбительную для себя мысль. Лиам изо всех сил искал какое-нибудь оправдание, чтобы она поняла его.

– Вечное мрачное настроение Эндрю приводило к тому, что от нас уходили все гувернантки, и вдруг он начал общаться с вами, как будто вы ему луну подарили.

– Это называется симпатия, – прошипела она, – привязанность. Вы разве не знаете, мы можем испытывать такие чувства без всякой склонности к извращениям.

– Я знаю. – Он сделал шаг в ее сторону, но она отступила. – Он красивый мальчик на пороге взросления и много думает о женщинах, а вы хороши собой и чертовски привлекательны. Вы не можете меня винить за подозрения…

– Вам следовало бы иметь повод посерьезнее, чем просто подозрения, прежде чем ломать мою чертову дверь!

Лиам не знал, что сказать. Прежде всего, никто еще не смел его перебивать, а кроме того, он впервые слышал, как она употребила грубое слово. Филомена, конечно, была права, ведь он испытывал не только подозрения. Он ревновал.

– Мне придется уехать, – прошептала Филомена, по-прежнему прижимая руку ко лбу, будто боясь, что разум покинет ее, если она отпустит руку.

Лиам ущипнул себя за переносицу. Непонимание начало превращаться в катастрофу.

– Нет, это я уйду, и мы обсудим это завтра утром.

Они сумеют во всем разобраться, когда он сможет думать яснее. Он разберется со своими эмоциями – с теми, что кипят прямо под кожей, и с теми, с которыми он постоянно борется: с похотью, гневом, желанием и сожалением. Другие он похоронил в могиле вместе с отцом. Нужно дождаться дня, чтобы разобраться со всем этим при свете.

А есть и новые эмоции, еще незнакомые, их тоже нужно рассмотреть и понять: нежные, мягкие, напоминающие…

– Нет, – сказала она жалобно, и его внимание снова вернулось к ней. – Это не обсуждается. Мне придется уехать тут же. Я не могу здесь больше оставаться. Больше не могу.

Лиам охватила тревога.

– Вы имеете в виду уехать из Рейвенкрофта?

– Да, уехать из Рейвенкрофта!

Филомена на подгибающихся ногах заспешила к своему шкафу, вслепую открыла его и достала оттуда охапку одежды. Было слишком темно, чтобы видеть, какого они цвета, но ей было все равно. Она распахнула чемодан, стоящий в ногах кровати, и стала бросать в него свои вещи.