Любовь горца

Когда она повернулась, чтобы взять остальное, Лиам встал на ее пути.

– Нет, вы останетесь! – приказал он.

Филомена обошла его.

– Если вы такого низкого обо мне мнения, что решили, будто я завела интрижку с ребенком, то ничего хорошего у нас не выйдет. Мне придется искать другое место.

– Я был… – Он не хотел использовать слово не прав, хотя знал, что оно соответствует истине.

Он пошел следом за ней к шкафу, удивляясь, что ему удавалось останавливать целые армии, а эта маленькая гувернантка отказывалась ему подчиняться.

– Вы никуда не уезжаете! – Он попытался командовать, что в его лексиконе было выше, чем приказывать. Это должно было сработать.

– Но я должна! – Она торопливо обошла его и засунула в чемодан еще одну охапку одежды.

Тогда он захлопнул шкаф и двинулся к ней:

– Я вам этого не позволю, – угрожающе произнес Лиам. – Вы останетесь здесь и будете работать на меня, и это мое последнее слово.

Тут Филомена развернулась и двинулась в его направлении, пока они не встретились в самой середине комнаты, освещенные серебристым светом луны, смотрящей на них из окна. Она напоминала богиню Дану: рыжие волосы облаком окружают голову, складки халата разлетелись от резкого движения.

– Даже ни одной минуты не смейте думать, будто можете мной командовать, как своими подчиненными. – Она говорила медленно, произнося свою возмущенную речь с особой, подчеркнутой ясностью. – Хотя вы и шотландский лэрд, даже маркиз, но это не дает вам ни малейшего права командовать мной, Лиам Маккензи.

Ее грудь вздымалась от тяжелого дыхания, голос дрожал от гнева, а светло-зеленые глаза сверкали серебряным блеском от ярости и лунного света.

Эта вспышка ее гнева вызвала у Лиама самое сильное возбуждение, какое он когда-либо испытывал. Он шагнул к ней, желая ее схватить, но с каждым его движением она отступала все дальше.

– Возможно, я вас побаиваюсь, – признала она, и ее голос утратил немного свой пыл по мере того, как Лиам продолжал преследовать ее в темноте. – Но заметьте, никакому мужчине меня не запугать. Я принадлежу только сама себе, я – женщина со свободной и независимой волей и заслуживаю того, чтобы не подчиняться ничьим капризам и прихотям, кроме своих собственных. И я не буду следовать вашим указаниям.

Ее спина наткнулась на стену, и неожиданно ей уже некуда было отступать. Лиам это знал, и она это знала тоже.

– Можете делать, что угодно, вы – самодур, деспот и наглый дикарь, но если я решила уехать, вы не сможете…

Лиам остановил поток слов с помощью поцелуя.

Он уже целовал ее однажды, но все равно не был готов к невероятной сладости ее губ. Эта сладость его воспламенила, покорила и сделала пленником, и он знал, что из этого плена ему не будет освобождения. Он стал добровольным рабом собственного желания, беспомощной жертвой вожделения, забирающего все его силы. Оно возникло в паху, распространилось повсюду и воспламенило кровь. Его член затвердел, как алмаз, бедра напряглись и прижались к ее мягкому животу.

Лиам чувствовал, что никогда не сможет ею насытиться, даже если прильнет к ее рту навеки. Каждое движение их губ только усиливало его голод. Он покусывал ее нижнюю губу и чувствовал вкус ее кожи, потом лизнул край полных губ, умоляя пустить в сладкий жар ее рта, который ждал его внутри.

Он вдохнул ее испуганный выдох и постарался языком проникнуть внутрь, как будто старался покорить осажденную крепость. Пальцами вонзился в ее ребра, стараясь получить от нее то, что она ему не давала, и проник внутрь с помощью языка, пытаясь передать поцелуем то, что не мог выразить словами.

Филомена была не единственной, кто был напуган. Лиам тоже был в ужасе. Он боялся потерять ее. Боялся полюбить ее. В этот момент он находился в состоянии смертельной опасности, потому что ему угрожало и то и другое.

Глава 14

Вкус губ Рейвенкрофта поверг Филомену сначала в шок, а потом просто лишил разума. Она не то чтобы покорилась ему, она просто остолбенела, как пораженная громом. Филомена не ответила на поцелуй, но и не оттолкнула Лиама.

Сладковатый привкус виски на его языке обжег ей рот и наполнил слюной из-за возникшей жажды. Филомена закрыла рот, чтобы ее сглотнуть, но его руки немедленно оказались на уголках ее губ и стали тянуть их, чтобы рот открылся и он мог просунуть язык внутрь.

Хрип застрял у него в горле и превратился в стон. Мозолистые ладони Лиама обхватили ее лицо и приподняли его, чтобы получить доступ ко рту. Возможно, Лиам был пьян, но Филомена понимала, что сама находится в состоянии настоящего плотского опьянения.