— Ты прав. Я должен сам. Может, сочинить письмо?
— Ты что, прыщавый школьник? «Если я тебе хоть немножко нравлюсь, поставь крестик», — пискляво пропел Алекс, чуть не сорвав себе связки.
— Уговорил. Оставлю ей сообщение на голосовой почте, прослушает, когда захочет или когда будет готова.
— Голосовая почта? — с сомнением переспросил он.
— Скажу все, что думаю о себе, о ней, о нас, еще скажу, что досаждать не стану. Пусть сама выбирает, предоставлю это право ей.
Алекс ошеломленно смотрел на меня:
— Пусть сама выбирает?
— Да.
— Ты с какого дерева упал, парень? Ты что, совсем шизанулся? Да женщинам не нужно никакое право выбора. Им не какое-то там право нужно, чувак, а страсть, всякая хрень романтическая, охи-вздохи. Да вспомни, что ты сам недели две назад в спортзале говорил.
— Да помню я. Всякая женщина любит фашиста.
— Во-во.
— А ты добавил, что они обожают, когда их таскают за волосы.
— Точно! Так действуй, чувак!
— Спасибо за совет, Алекс. Может, мне вообще устроить засаду у ее дома. Спрятаться, подкараулить. Выйдет же она когда-нибудь, правда? Тут я выпрыгну и схвачу, свяжу, засуну в рот кляп и заставлю выслушать.
— А что, неплохая мысль. Удиви ее, чувак!
— Да уж, удивится она всерьез, на всю жизнь удивится.
— Джек, а теперь послушай меня. Сара — сексуальная и умная женщина. И право выбора у нее есть независимо от того, предоставишь ты ей его или нет. Да вокруг нее наверняка толпы мужиков ошиваются. Думаешь, она сидит и ждет, когда ты наконец соберешься и осчастливишь ее? Джек, неужели ты вправду считаешь, будто заслуживаешь такую женщину только потому, что сам так? Не ты ли недавно сказал, что у нее кто-то был?.. Так почему ты вообразил, что весь ее выбор или — или. Или ты — или никто?
Я молчал.
— Вопрос не в том, хочешь ты быть с ней или нет. Вопрос в том, насколько сильно ты хочешь этого. — Алекс шагнул ко мне почти вплотную и упер указательный палец мне в грудь. — Вопрос в том, на что ты готов ради нее. Ее только это волнует, уж поверь мне. А пока ты готов оставить сообщение на голосовой почте. Грандиозно, да? Так что давай, думай, включай мозги.
— Да, но я не могу…
— Ты же писатель, черт возьми! — заорал Алекс. — Сделай что-нибудь необычное. Докажи, что ты действительно неравнодушен к ней.
— Отстань, Алекс, все это ерунда.
— Нет, не ерунда! — Он резко отшвырнул мяч и схватил меня за руку. — Сара, выслушай меня! Одну минуту. Только одну минуту. — Я попытался вырваться, но Алекс обхватил меня второй рукой. — Я не идеальный мужчина, Сара! — говорил Алекс мне прямо в лицо. — Я идиот, кретин. Но я умею признавать свои ошибки. Я совершил ошибку, Сара. Страшную ошибку. Самую большую в моей жизни. Я думал только о себе, я жалел себя, я ныл и жаловался. Я вел себя как последний мудак, Сара.
Я перестал дергаться и во все глаза смотрел на него.
— Далеко не все в жизни можно предвидеть, Сара. Многое нельзя запланировать. И многое происходит в самый неподходящий момент. Я не был готов к встрече с тобой. Но теперь все изменилось. Абсолютно все. Я думаю только о тебе. Я постоянно думаю о тебе. Ты удивительная, Сара, ты самая удивительная на свете. — Он покрепче стиснул меня. — И ты самая сексуальная на свете. Я никогда не встречал такой, как ты, Сара. Ты не виновата, что я вел себя как придурок. Но если можешь, дай мне еще один шанс, и я попробую показать, какой я на самом деле.
Глаза Алекса сверкали, и не чем-нибудь, а самой настоящей страстью. Я испугался, что сейчас он меня поцелует. Но он вдруг неожиданно отпустил меня, шагнул назад, подобрал мяч, развернулся и ловко запустил его в корзину.
Глава восемнадцатая
Остаток выходных я провел в одиночестве: шатался по квартире, до одури качался в кресле, переключал каналы и злился — на себя и весь мир.
В субботу вечером я заказал ужин в китайской забегаловке. Съев ужин, устроился с книгой в кресле, но не прочел и страницы. Закончилось все тем, что я заснул, сидя перед телевизором. Ночью перебрался на свое лежбище на полу, с которого поднялся лишь после полудня следующего дня. Умывшись, я побрел на кухню, чтобы выпить кофе. Пока закипала вода, достал из почтового ящика воскресный выпуск «Таймс».
Точно отшельник, небритый, всклокоченный, я сидел в своей норе, глотал горячий кофе и вяло листал газету, безразлично скользя глазами по самой культовой прозе нашего времени — новостным сводкам. Новости ради новостей, неважно что, неважно где, неважно зачем — главное, чтобы что-то происходило. Мой мозг отказывался воспринимать информацию, сочившуюся из каждой газетной строчки. Более того, мой мозг вообще отказывался функционировать. В голове было пусто, на душе — тошно. Я не хотел никого видеть, не хотел ни с кем разговаривать, я вообще ничего не хотел.
Ошалев в конце концов от замкнутого пространства и изнуряющего безделья, я все-таки выполз из дома, решив прогуляться по Центральному парку.