Любовь и дружба в 6 "Ю"

– Будьте внимательны, – приказала она, – какой-нибудь его любимый блокнот, в котором удобно рисовать. Пенал или коробка карандашей. Рюкзак. Такой, с которым можно в поход. Продукты. Тушенка в банках, хлеб, печенье в пачках, карта, компас, свитер потеплее и побольше, может быть, обувь. Смотрите, чего не хватает!

Мама Бочкина кивала, загибая пальцы, словно стараясь запомнить – блокнот, пенал, свитер, тушенка. Долгорукая деловито осмотрела стены. Взгляд ее задержался на пустом куске обоев меж двух парусников.

– Что здесь висело? – строго спросила она.

Мама Бочкина кинулась к стене, дотронулась до выцветшей розочки и сказала:

– Ботик Петра… Да, ботик! Именно!

– Значит, ботик, – протянула, раздумывая Долгорукая. – Почему именно он?

– Почему ботик? – не поняла мама Бочкина.

– Почему именно этот рисунок, – уточнила Долгорукая, – сейчас важно именно это.

– Мы ездили в Питер, и Митька целый час рисовал у памятника, там еще была подпись, кажется, – сказал мужской голос. Это был отец Бочкина. Высокий полноватый мужчина с добрым, совершенно Бочкинским лицом. Я знал, что он режет по дереву и любит водить Бочкина по музеям.

– Удивительно, что ты знал, – не удержался мужчина с портфелем, – может, ты все-таки не так плох, как могло показаться.

– Отлично! – провозгласила Долгорукая. Она сияла.

– Памятный рисунок! Это замечательно! Все очень хорошо, если вы не поняли.

Родители Бочкина слабо улыбнулись.

– Тушенка, свитер, обувь! – напомнила Долгорукая, и они бросились врассыпную. Я тоже бросился. В ванную. Потому что знал, как чистоплотен мой друг. Что он чистит зубы по пять раз в день. Это всегда смешило меня, но зубная щетка Бочкина стояла и в нашем доме – в гостевом стаканчике.

В ванной было красиво. И все в ней было. Кроме одной щетки. Две стояли, а третьей… третьей не было!

Он взял ее с собой на Урал!

Теперь я знал, что с ним все в порядке. Оставалось найти этого дурака. Долгорукая взяла меня за руку и сказала:

– Мы его найдем. Он взял блокнот и карандаши. Он где-то рисует.

Родители Бочкина заметно повеселели. Уверенность Долгорукой оказалась очень заразной. Теперь никто не лил слез, не пил валерьянку и не причитал. Мама Бочкина тут же позвонила в полицию – да-да! Его искала полиция, представьте себе! – и сообщила, что ее сын, шестиклассник Митя Бочкин, захватил с собой:

– свидетельство о рождении,

– банку тушенки,

– пачку овсяного печенья,

– теплую одежду,

– зубную щетку и тюбик клубничной пасты для малышей до шести лет (о, этот Бочкин!),

– блокнот для рисования,

– коробку цветных карандашей,

– рисунок со стены.

В полиции видимо сказали что-то хорошее, потому что мама Бочкина посветлела лицом, и даже голос у нее стал звонче.

Но самое главное открытие сделала Долгорукая. Внимательная вредная Долгорукая, ставшая причиной всему, зачем-то вышла на балкон и там, среди занесенного снегом хлама, увидела два сухих длинных пятна. Она издала победный клич и запрыгнула обратно в теплую комнату.

– Он взял лыжи!!! – закричала она, приплясывая. – Он взял лыжи и палки!

– И тысячу рублей из копилки, – добавил отец Бочкина, – копилка пуста.

– Куда может уйти человек с тысячей рублей? – спросила нас Долгорукая. Мы задумались. Тысяча рублей – серьезная сумма, но далеко не улетишь, значит самолеты, поезда и теплоходы отменяются.

– Хорошо, – сказала Долгорукая, – оставим тысячу, куда может пойти человек двенадцати лет на лыжах посреди города?

– В парк, – сказал я, – в парке есть лыжня здоровья…

– Человек на лыжах, с рюкзаком, тушенкой и зубной щеткой? – грозно уточнила Долгорукая и посмотрела на меня большими прекрасными глазами.

– Да хоть на Урал, – сказал отец Бочкина.

И тут… сам не знаю, как это я вдруг вспомнил! Я вспомнил, что у Бочкина есть…

– Дача! – воскликнул я. – На дачу! Человек с лыжами, тушенкой, зубной пастой и блокнотом для рисования может отправиться на дачу!

– Вот! – победно произнесла Долгорукая. – Вот видишь, Пустельков, что бывает, если приложить мозг.

А потом мы выбежали из дома, сели в машину отца Бочкина и помчались на дачу Бочкина. Кто бы мог подумать, что я окажусь там в ноябре!.. А ведь Бочкин с первого класса приглашал меня на дачу, и даже мои родители были не против, но мне все время было некогда.

А теперь я ехал туда и больше всего на свете хотел увидеть Бочкина. Я то сердился на него, то вдруг начинал улыбаться, как дурачок, так что Долгорукая взяла меня за руку и больно сжала ее.

– Спокуха, – сказала она шепотом, – а школа теперь все-таки моя, Пустельков. И тебе придется с этим смириться.

Я не смирялся. Я подумал, что это даже неплохо, что теперь у нас в школе есть человек вроде Долгорукой. Рисковый и умный. Пускай и девчонка. Лишь в одном она была не права.

– Наша, Долгорукая. Наша школа, – поправил я.

– Мне нравится эта девчонка все больше и больше, – сказал мужчина с коляской. – Поначалу выглядело так, словно она черт в юбке!

– Оторва, – согласился мужчина с портфелем, – ведь окна побиты, дверь испорчена, ключи украдены… Это нельзя сбросить со счетов.