Любовь и дружба в 6 "Ю"

Урок прошел так быстро, что я и оглянуться не успел. Сначала мы решали задачу, потом Ольга Дмитриевна объясняла новую тему, а потом мы снова решали задачу, но уже самостоятельно. Под конец урока к доске вызвали Бочкина. Он обреченно выполз из-за парты, взял мел и ужасно медленно записал сначала условие, а потом начал решать. И все никак у него не выходило. Ребята заскучали и стали перешептываться, по классу полетели записки и бумажные шарики, а Митька все стоял у доски и никак не мог справиться с задачей. Она была про ворон, которые прилетели и расселись на крыше. Одна часть села перед трубой, другая – за ней, и надо было посчитать, какая часть во сколько больше. Задача была простая, но с хитростью. Чтобы ее решить, много ума не надо, но нужно внимательно прочесть условие, а Бочкин никогда не отличался вниманием.

Я давно все решил и теперь смотрел в спину бывшего друга и думал, что вот сейчас-то я и получу удовольствие, наблюдая за его страданиями, но удовольствие никак не наступало, и даже наоборот – мне стало ужасно его жаль. Я и сам не заметил, как губы мои вытянулись трубочкой и начали шептать подсказку.

Митька уловил шепот, но никак не мог разобрать, что ему шепчут. Ольга Дмитриевна проверяла тетрадки ребят, сидевших ближе всего к ней, и не замечала моих подсказок. Тогда я стал шептать громче – чтобы Митька точно услышал. Но он лишь топтался у доски и как ученый попугай вертел головой, пытаясь уловить спасительные слова.

Я отчаялся. Я подсказывал все громче, пока не вышел из себя и не рассердился.

И тогда я крикнул, а не шепнул.

Я крикнул: «Ну и тупица!»

И как на зло именно это Бочкин расслышал очень хорошо. Он развернулся ко мне лицом – оно пылало и шло пятнами и сказал: «Ах так?! Ну погоди, сейчас урок закончится, и я тебе врежу!»

Не этого я хотел. Но, как показывает жизнь, иногда хочешь одного, а получаешь совсем другое.

Муха между нами

Звонок прозвенел, и я впервые не обрадовался. Ну, думаю, сейчас Митька сдержит обещание. Но тут вступила Ольга Дмитриевна. Она сказала: «Все свободны, а тебя, Пустельков, я попрошу остаться. У меня к тебе серьезный разговор». Так и сказала – серьезный разговор. Теперь у меня впереди было целых два серьезных разговора, и не известно, какой серьезнее. Но Ольга Дмитриевна хотя бы точно не полезет драться.

Митька угрюмо посмотрел на меня и начал собирать рюкзак.

Ольга Дмитриевна сидела с каменным лицом. Интересно, поставила она Митьке двойку?

И тут я зачем-то взял и сказал это вслух! Правильно говорят – язык мой – враг мой. Сегодня язык с самого утра меня подводит.

– А вы, – говорю, – интересно – поставили Бочкину двойку или нет?

Бочкин даже подпрыгнул! Такой подлости он от меня явно не ожидал. Ольга Дмитриевна покачала головой и сказала: «Я поставила Бочкину точку. Пока – точку. В следующий раз будет, конечно же, двойка».

Бочкин смотрел на меня, как голодный волк в зимнем лесу. У него, кажется, даже глаза засверкали. Я бы не удивился, если бы у него и слюна изо рта потекла – от бешенства. Я и сам от себя не ожидал такого фортеля.

– Мне кажется, – сказал миролюбивый Киреев, – что Пустельков просто еще не до конца выздоровел, Ольга Дмитриевна. Если бы он был здоров, он бы никогда…

– Ясно, – отрезала Ольга Дмитриевна.

– Иногда что-нибудь ляпнешь, не подумавши, – сказал Смирнов, – а потом сам себя коришь и мучаешься.

– Ты мучаешься, Пустельков? – с надеждой спросил Киреев и посмотрел на меня коровьими глазами.

– Ничего он не мучается, – буркнул Митька, – когда ему стыдно, он краснеет. Я с ним с детского сада дружу… дружил. Знаю.

– По-моему, он покраснел, – заметил Смирнов, – немножко, самую капельку.

– Ну да, – бросил Митька и вышел из класса.

– У него уши горят, Ольга Дмитриевна! – воскликнул Киреев. – Поглядите! Пустельков, неужели ты не чувствуешь?!

Я не чувствовал, как у меня горят уши. Я горел изнутри от ужаса содеянного. А уши – ерунда. Но на всякий случай я закрыл уши руками.

– Идите, ребята, – сказала Ольга Дмитриевна, и Киреев со Смирновым потянулись к выходу.

– Скажи, Пустельков, – начала Ольга Дмитриевна, – что с тобой происходит? Ты словно с цепи сорвался. Ведь вы с Бочкиным дружили – не разлей вода, а теперь Бочкин сам по себе, и ты сам по себе, и между вами что-то происходит. Не понимаю, что?

– Между нами пробежала муха, – задумчиво сказал я. Ольга Дмитриевна поморщилась.

– Эта муха не только пробежала, она, кажется, хорошенько вас обоих покусала, Пустельков. С тех пор, как ты выздоровел, тебя просто узнать невозможно!