Любовь и французы

Многие социологи и врачи также приняли вызов, встав на защиту брака и законной любви. Главным из них был доктор П. Гарнье, написавший серьезный том Le Manage dans ses devoirs, ses rapports et ses effets conjugaux[268]. В предисловии доктор пояснял, что сделать это было необходимо из-за имевшего место уменьшения количества узаконенных союзов, роста числа незаконнорожденных детей, снижения рождаемости, увеличения числа детоубийств и младенческой смертности. Основываясь на персидском изречении о том, что «сильнее всего угодишь Богу, совершив три вещи — зачав ребенка, посадив дерево и написав книгу», доктор Гарнье восхвалял множество преимуществ женатых людей. Тот факт, что он апеллировал к эгоизму, сам по себе служит критикой того времени. «Наукой доказано,— писал Гарнье,— что люди семейные не умирают так легко или в таком молодом возрасте, как холостяки». Брак предохраняет их от эпидемий, самоубийства и сумасшествия. Вольтер первый выразил мнение, что одинокие холостяки кончают с собой, поскольку совершенно устают от жизни. Фалре подсчитал, что холостяками совершается шестьдесят семь из каждых ста самоубийств. А месье Брьер де Буамон обнаружил, что из общего количества 4393 самоубийц 560 были вдовцами, а 2080 — холостыми.

«Брак оказывает целительное воздействие на нравственность, а также предупреждает преступления. Шестьдесят из каждых ста преступников — холостяки. Разве Фодере не писал, что все непристойные книги, более всего подходящие для развращения юношества, вышли из-под пера холостяков? Разве не говорил великий Монтескье, что “чем больше холостых людей, тем меньше верности в супружестве”?»

В заключение доктор Гарнье присоединяется к Бальзаку, советуя своим женатым читателям остерегаться холостяков. Они — враги супружеской любви, говорит он, и поэтому их нельзя принимать у себя в доме. «Будьте осторожны! Берегитесь холостяков, будь то штатские, военные или члены религиозного ордена. Все они представляют собой угрозу».

В свою очередь, антибрачную кампанию возглавил месье Накэ, решительно заявлявший: «Любовь в союзе полов должна быть единственным моралистом и единственным ориентиром. Брак — опасный институт, барьер на пути человечества». Накэ горячо выступал в поддержку закона о восстановлении развода (принятого в 1884 году), который с тех пор носит его имя. Двадцать четыре года спустя, в 1908-м, он отстаивал свободную любовь как «идеал, к которому идем мы все». (Если оставить в стороне спорное слово «идеал», в этом утверждении была доля истины.)

В 1882 году анархист Элизэ Реклю^{244} «благословил» свободный брак своей дочери. Буржуазные условности душили женщин, брак и любовь. Единственным выходом из положения казалась полная и абсолютная свобода. Спустя сто лет после Революции люди в делах любви не то что не продвинулись вперед, а, наоборот, потеряли то, что было ими завоевано.

Глава 4. Конец века

Нравы

Конец столетия... Как переменилась жизнь! По улицам Парижа с грохотом катят омнибусы, предоставляя молодым людям достаточно времени, чтобы обмениваться нежными взглядами в долгих, тряских поездках. (Дьявольские возможности этих путешествий в разношерстной компании сразу отметили ханжи.) Изобретен велосипед, и юные леди в широких шароварах по воскресеньям после полудня уезжают кататься со своими приятелями, к ужасу остающихся дома дуэний.

Зарождается Монмартр. В кафе с варьете в моде романсы: Время сирени, Время вишни... Иветта Гильбер — в зеленом атласе и длинных черных перчатках, дерзкая и язвительная... Мулен-Руж — черные чулки и пена юбок, канкан, кадриль... Мане пишет любовников, катающихся на лодке по Сене, не верящий в любовь Тулуз-Лотрек ищет свои модели в мюзик-холлах и борделях, Ренуар — в театре, Дега — в балете...

Все эти очаровательные женщины с осиными талиями были туго затянуты в корсеты.^{245} Корсетницы стали выставлять свои изделия в витринах, и вид этих страшно таинственных предметов заставлял трепетать юных collegiens[269], когда они возвращались домой из унылых классных комнат своего лицея. Должно быть, мальчишки, застыв перед магазином, давали вволю разгуляться своему воображению: белые корсеты, черные корсеты, с их дьявольской аурой роскоши и опьяняющим ароматом, который, казалось, неким таинственным образом просачивался сквозь стекло витрин. Хотя корсеты казались такими стойкими защитниками женской добродетели, множество их попадало в бюро находок после того, как те были извлечены из кустов в Булонском лесу или обнаружены на сиденьях кэбов.^{246}

Платья были длинными, а нижние юбки — многослойными, пышными и распаляющими воображение. В дождливые дни мужчины, сидя на террасах кафе, не отводили глаз от мокрой блестящей мостовой, выжидая, когда дама подхватит юбки перед тем, как перейти улицу. Что за момент! Какой кусочек нижней юбки она позволит увидеть, высоко ли обнажит лодыжку?