Любовь и французы

В общем, лучше жить с тем супругом, который вам достался... а если вы вздумаете его поменять, то можете получить вместо кукушки ястреба — в сущности, такой вывод следует из большинства фарсов. Героини одного из них, Жаннета и Перретта, недовольны своими мужьями, считая их чересчур старыми для себя. Придя к кузнецу, женщины просят, чтобы он перековал их мужей заново. Кузнец предупреждает, что от этой затеи лучше бы отказаться, но они настаивают. Превращение совершается, и перед восхищенными женами появляются их новые — молодые, веселые, прыткие — мужья. Однако жены недолго радуются. У их мужей изменилась не только внешность, но и характер. Помолодев, они стали требовательными и деспотичными и вскоре принялись поколачивать Жаннету и Перретту, которые желают, чтобы мужья не надоедали им. Жены призывают на помощь кузнеца, но тот отвечает, что слишком поздно и что он ничего не может сделать. «Вас же предупреждали»,— говорит он безутешным женщинам. На самом деле, мужьям позволялось бить своих жен, но жену, осмелившуюся поднять руку на хозяина и господина, сравнивали с проституткой. Монлюсонский кодекс 1498 года гласил, что жена, дурно обошедшаяся с мужем, обязана преподнести владельцу замка или его супруге деревянный табурет или посох.

Однако иногда эхо куртуазной любви звучало даже в грубых фарсах, герои которых признавали, что лучше ее ничто не может образумить мужчин. Таков прелестный фарс о студенте по имени Мимэн, которого родители послали в коллеж, чтобы он там учился латыни до самой свадьбы. Мимэн так хорошо ее выучил, что позабыл свой родной, французский. И вот его мать, отец, невеста и будущая теща приезжают в коллеж, чтобы посмотреть, как далеко зашло дело. Когда они приходят, наставник беседует с Мимэном по-латыни, Мимэн приветствует их по-латыни, невзирая на все их мольбы, он послушно целует свою невесту, но комплименты ей говорит опять-таки по-латыни. «Придется посадить его в клетку и учить говорить, как учат птичек»,—сокрушается матушка Мимэна. Остальные соглашаются с ней. Итак, Мимэн посажен в большую клетку, и все по очереди пытаются немного научить его французскому, но безуспешно. Женщины просят мужчин удалиться и сами берутся за дело — сперва мать Мимэна, затем невеста. Наконец Мимэн на чистейшем французском отвечает на нотации своей нареченной и повторяет за ней: «Я вам отдал мое сердце и мою любовь»:

Скажи: я люблю, я тебя обожаю,

О да: я люблю, я тебя обожаю,

И сердце тебе отдаю, дорогая.

И сердце тебе отдаю, дорогая.

Любовь одержала верх над зубрежкой!

Популярная поэма о несчастьях брака начинается с описания дня свадьбы, на которую уходит прорва денег. Нужно купить мяса, нанять менестрелей, украсить зал цветами, устлать пол камышом и раздать подарки многочисленной родне: пурпуэны[67], платья, чулки, чепчики, а девушкам — диадемы и псалтири. Но и это еще не все. Жениху некогда присесть... Он должен следить за тем, как обслуживают гостей, ему приходится бегать взад-вперед. Да он вряд ли выкроит время даже опрокинуть рюмочку! После церемонии торговцы являются к нему, требуя уплаты по счетам. Деньги у него скоро кончатся, но, что самое худшее... жена останется.

На свадьбу деньги, что копили,

Вмиг разлетятся, растрясутся,

Но жены с нами остаются!

Глава 11. Деревенская любовь

В сельской местности, где все еще сохранялись более свободные франкские обычаи, в любовных отношениях было больше равенства, нежели среди представителей высшего света. Однако не любившие болтовни сельские жители не имели дела с тонкостями и воздушными замками куртуазной любви. Народная средневековая пословица гласила: «От любви умирает тот, кто слишком много ею тешится».

Мы знаем, как эти крестьяне выглядели, по миниатюрам из Tres riches heures du Due de Berri[68] — зрелище было не из самых аппетитных. Мы видим их в феврале сидящими возле очага на грубых табуретах в своем жилище, похожем на хлев, в сшитых из грубой коричневой ткани одеждах, которые женщины бесстыдно задирают намного выше коленок, чтобы тепло могло добраться до самых интимных мест.

Описания крестьян, принадлежащие перу их современников, едва ли являются более «подретушированными». Вот как выглядит виллан в раннесредневековой поэме Garin le Lorain[69]: «Ладони у него были огромные, руки и ноги — как бревна, широкая грудь, волосы торчали во все стороны; между его глаз запросто поместилась бы ладонь, а лицо было черно, как уголь. Он не мылся полгода, и за это время никакая вода не текла по его щекам, кроме дождевых струй».