Любовь и кровь в снегах и льдах. Роман и повести

В глубине сада персиковых деревьев, на длинном настиле под навесом из причудливо переплетенных лоз неспелого винограда, как будущие бабочки в коконах, зарывшись с головой в спальные мешки, ворочались в сладких предрассветных снах постояльцы альпинистской базы.

Из черного резинового шланга, упрятанного в зеленых листьях, непрерывно падала тонкая струя воды, охлаждая лежавшие в траве золотистые дыни.

Рукой, обмотанной несвежими бинтами, загорелый молодой человек поднес шланг ко рту, долго и жадно пил, проливая воду на белоснежную рубашку и серые городские брюки — и то, и другое в больших квадратных складках от долгого хранения в сложенном виде. Потом, слегка прихрамывая, отошел и присел на край настила, осторожно отставив в сторону больную ногу в шерстяном носке, надетом сверху на тапочек. По соседству с ним коротко стриженый мужчина в выцветших тренировочных штанах и шлепанцах на босу ногу укладывал рюкзак. Прислонившись к увитому виноградом столбу, девушка в пуховом жилете вычесывала перья из длинных выгоревших волос.

— Ничего не забыли? — спросил стриженый.

— Да, вроде все, — сказал больной.

— Паспорт, билет? — спросила девушка.

— Тут, — он проверил задний карман брюк.

— Через семь часов уже дома будешь, — стриженый затянул ремни, примял рюкзак коленом и отставил в сторону.

— Я домой, наверное, и не попаду, — сказал больной, — похоже, придется прямо с аэропорта к матери в больницу ехать.

— А она в каком отделении работает? — спросила девушка.

— В реанимации.

— Я же серьезно! — обиделась девушка.

— Я тоже.

Стриженый принес со стоящего неподалеку столика литровую бутыль с остатками вина, две аэрофлотовские чашечки и поднос с абрикосами, кусками лепешки и перьями зеленого лука.

— Выпьешь? — спросил он у девушки.

— Не-а, — она взяла абрикос.

— Твое здоровье, — произнес стриженый.

Они выпили. Больной закусил пером лука, отломил кусок лепешки. Стриженый вылил в чашки последние капли вина.

— Пора, наверное, уже идти, — сказала девушка.

— Когда посадка? — спросил стриженый.

— Уже началась, — больной посмотрел на часы.

— Деньги на такси есть?

— Дай, пожалуй, еще треху.

— Возьми у меня, — девушка достала из кармана жилетки пять рублей.

— Я тебе отдам, — пообещал стриженый девушке.

— Да ладно! — махнула она рукой. — Будешь теперь кормить меня пловом в обед.

Больной надел рюкзак, взял приставленную к стене гитару. Девушка вынула из-под настила сетку с дыней.

У ворот они остановились.

— Ну, давай, старина! — стриженый обнял больного за плечи. — Маринке позвони.

Тот здоровой рукой хлопнул его по плечу и вместе с девушкой вышел за ворота.

Стриженый вернулся в глубь сада, долго пил из шланга, лил воду на спину и на голову. Потом сел на скамейку, достал из заднего кармана мятую пачку сигарет и спички, но не закурил и долго сидел так, уставившись в одну точку.

Во двор въехал пыльный грузовик и остановился под навесом, распространяя вокруг себя пары бензина. Водитель-узбек откинул борта, вытянул из сарая брезентовую пожарную кишку, открыл вентиль на трубе и начал поливать водой кузов машины, брызгая во все стороны.

Больной и девушка шли по широкой, еще пустынной аллее. В утренней дымке едва проступали очертания мечетей и минаретов. Где-то кричал мулла. Солнца еще не было, но воздух уже раскалился. Девушка, подпрыгивая на ходу, обрывала пыльные вишни с растущих вдоль дороги деревьев.

— Я уже третий раз в Самарканде, — жаловался больной, — а ни разу так и не сходил в Регистан. Скотство какое-то…

— Какие твои годы! — успокоила его девушка. — Сходишь еще.

— Нет, ну действительно! — не унимался он. — Смотри: туда едем — все суетимся, бегаем, жратву закупаем, экономим каждый день. А обратно едем — уже ни сил нет, ни желания. Только до дому бы добраться…

— Зато ты сегодня на Невский сможешь пойти, среди народа потолкаться. Кофе попьешь с пирожными…

— Куда мне с такой ногой толкаться!

— Ничего! — ободрила его девушка. — Мы имамов попросим, чтоб они помолились Аллаху о твоем здоровье.

— Попроси лучше, чтоб заплатили за работу на ленинградской мечети. Полгода уже резину тянут…

— Какой ты, оказывается, корыстный! — засмеялась она. — Расслабься. Сейчас сядешь в самолет, можно ни о чем не думать. Он себе летит. Нормальной едой тебя покормят…

— Какое там расслабься! — махнул рукой больной. — Я в самолете расслабиться не могу. Я их боюсь. Сидишь в запаянной капсуле, и ничего от тебя не зависит…

— А я люблю летать, — мечтательно произнесла девушка. — Летишь, земля под тобой поворачивается…

В долине Зеравшан была страшная жара. По грунтовой дороге, задевая низкие ветви и поминутно подпрыгивая на ухабах, ехала машина, груженая ящиками с абрикосами. Вцепившись в ходящий ходуном борт, сидел голый по пояс Володя в обмотанной вокруг головы футболке. За машиной стаей неслись замызганные и оборванные местные детишки.

— Здрастуй, здрастуй! — кричали они. — Значок давай?! Жвачка давай?! Таблетка давай?!

Зачерпнув из ящика горсть абрикосов, Володя свесился вниз и высыпал их в подставленные ладони бегущей впереди всех крошечной девочки. Расхватав абрикосы, дети убежали.