Любовь и мороженое

– Да. Она расписывает керамические плитки, в основном рисует на них виды Тосканы. Их продает один парень в своем магазинчике во Флоренции, и туристы выкладывают за эти плитки чуть ли не миллиарды долларов. Их бы удар хватил, узнай они, что пейзажи рисует американка.

Рен протянул мне плитку. На ней был изображен желтый домик посреди двух холмов.

– Очень красиво.

– Тебе надо сходить наверх. Там целая стена раскрашенных мамой плиток.

Я отложила картину:

– Ты тоже творческий человек?

– Я? Нет. Не особо.

– Я тоже. А вот моя мама тоже была своего рода художником. Она работала фотографом.

– Круто! Делала семейные портреты?

– Нет, ее больше привлекало искусство. Мамины работы висели в галереях и на выставках. И она преподавала фотографию в колледжах.

– Здорово. Как ее звали?

– Хедли Эмерсон.

В комнату вернулась Одетта с двумя банками апельсиновой фанты и открытым пакетом печенья:

– Держи. Рен съедает такой пакет за день. Тебе оно понравится.

Я взяла штучку. Два склеенных ванильным и шоколадным кремом кружочка. «Орео» по-итальянски. Я надкусила печенье, и во рту запел хор ангелов. В итальянскую еду что, добавляют пыльцу фей, чтобы она казалась в тысячу раз лучше американской?

– Дай ей еще, – ухмыльнулся Рен. – А то она откусит себе пальцы.

– Эй! – возмутилась я, но тут Одетта передала мне оставшееся печенье, и мне было уже не до того, чтобы защищаться от нападок – я принялась с удовольствием его уминать.

Одетта улыбнулась:

– Мне нравятся девочки, которые любят покушать. Так о чем мы говорили? Ах, я же еще не представилась! Клянусь, эта страна когда-нибудь превратит меня в дикарку! Я Одетта Феррара. Как «Феррари», только через «а». Рада знакомству. – Она протянула мне руку. Я стряхнула крошки со своей ладони, и мы пожали друг другу руки. – Ты не против обсудить кондиционеры? И автокафе? Все, чего мне больше всего не хватает этим летом!

– Ты никогда не позволяешь нам есть фастфуд в Штатах, – покачал головой Рен.

– А кто сказал, что я его не ем? И на чьей ты стороне? Моей или Синьоре?

– Без комментариев.

– Кто такой Синьоре? – спросила я.

– Мой папа. Понятия не имею, как они с мамой сошлись. Ты смотрела смешные видео, в которых утка с медведем становятся лучшими друзьями? Вот тут что-то вроде этого.

Одетта фыркнула:

– Ну, перестань. Не такие уж мы и разные. Зато теперь мне любопытно. Ты сравниваешь меня с уткой или с медведем?

– Нет уж, этого я говорить не буду.

Одетта повернулась ко мне:

– Как тебе мой сынок?

Я сглотнула и протянула остатки печенья Рену, который смотрел на него как на свою прелес-сть.

– Он очень… приветливый.

– И привлекательный, да?

– Мам!

Я слегка покраснела.

Рен и правда симпатичный, но этого сразу не замечаешь. У него темные карие глаза, которые обрамляют невероятно длинные ресницы, а когда он улыбается, можно заметить узкую щербинку между передними зубами. Но опять же, в таких вещах первым встречным не признаются.

Одетта махнула мне рукой:

– Что ж, мы очень рады, что ты приехала. Это лето, пожалуй, самое скучное в жизни Рена. Я как раз сегодня утром советовала ему почаще выходить из дому.

– Брось, мам. Я же не сижу взаперти все время.

– Я просто заметила, что, как только из города уехала одна ragazza[9], ты внезапно потерял всякий интерес к прогулкам.

– Я гуляю, когда хочу. И Мими тут ни при чем.

– Что за Мими?

– Его возлюбленная, – театральным шепотом объявила Одетта.

– Ма-ам! – простонал Рен. – Мне же не девять лет! На столе зазвонил телефон, и Одетта бросилась разбирать бумаги, кисточки и краски.

– Да где же?.. Pronto[10]?

В дверном проеме возникла маленькая девочка в трусах с рюшечками и черных туфлях.

– Я покакала!

Одетта подняла вверх большие пальцы обеих рук и ушла в глубь дома, что-то бегло говоря по-итальянски в телефонную трубку.

Рен простонал:

– Габриэлла, тебе не стыдно? Возвращайся в уборную. У нас гости.

Девочка пропустила его слова мимо ушей и повернулась ко мне:

– Ти chi sei[11]?

– Она не говорит по-итальянски, – сказал Рен. – Она из Америки.

– Anch’io[12]! Ты подружка Лоренцо?

– Нет, я встретила его на прогулке. Меня зовут Лина. Девочка внимательно меня рассмотрела.

– Ты похожа на principessa[13]. Наверное, больше на Рапунцель, из-за твоих безумных волосьев.

– Волос, а не волосьев, Габриэлла, – поправил ее Рен. – И называть их безумными не очень-то вежливо.

– Вообще-то она права, – признала я.

– Хочешь посмотреть на моего criceto[14]? – Габриэлла подбежала ко мне и схватила меня за руку. – Пойдем, principessal Тебе он понравится. У него такая мягкая шерстка!

– Хорошо.

Рен положил руку ей на плечо:

– Не надо, Каролина. Габриэлла, она не хочет. Ей скоро уходить.

– Я не против. Я люблю детей.

– Нет, уж поверь мне. Войти в ее комнату – это как ступить в волшебный портал. И оглянуться не успеешь, как будешь играть с Барби пять часов кряду и откликаться на «Принцесса Искорка».

– Nonè vero[15]? Лоренцо! Какой ты гадкий!