Любовь и ненависть

— Ну, лучше? — Спросил он и посмотрел на меня огромными глазами, которые, словно куски неба, светились на его изборожденном морщинами лице. — Говори…

Я кивнула, дрожь уходит. По телу растекается теплота, усиливается головокружение.

— Рем, там, в обозе, мой раб, убежали, хозяйка, спасти, быстрее, удаляется, Владыка, быстрее…

Тишина, вокруг меня ошарашенные лица.

— Мальчик, кто Хозяйка Рема?

— Я, я не мальчик, я Мира, хозяйка. Спасите, мы к вам бежали-бежали а вы прибить хотите! — Я пьяно всхлипнула, стало очень обидно вдруг…

— Сай?

Седовласый покачал головой,

— Все рабы в обозе убиты нами, вы ошиблись Мира;

— Он жив, я знаю, чувствую его сердце через браслет, — я покачала рукой с браслетом. — Жив, не очень здоров, очень злой. Я опять начала дрожать, но не столько от холода, сколько от осознания, что мне не верят.

— Быстрее, расстояние убьет его! — я сорвалась бежать, не хотят мне помочь, я сама спасу своего мужчину, меня держат, я кусаюсь: — быстрее, спасите его, вы должны, он же ваш Владыка, чего же вы стоите!

— Обоз еще не ушел, они нас не боятся, стоят на месте, тушат пожары, подсчитывают убитых и раненых. Чинят повозки.

— Ты ей веришь?

— Не знаю, странно все это так, может быть ловушка, — оранжево-глазый задумчиво тер подбородок.

— Надо рискнуть, если есть шанс…

Как же холодно! Несмотря на плащ, укрывавший меня, сидеть на камне было очень холодно. Я промокла до нитки и по моим бокам под одеждой стекали маленькие холодные ручейки. Усилием воли я попыталась прогнать туман в голове.

Они сомневаются. Что же еще сказать, чтобы убедить их. Головокружение усиливалось, только бы не упасть. Сначала падал слабый снежок, снежинки кружились под слабыми порывами ледяного ветра, позже снег перешел в дождь — мелкий, холодный и нудный. Больше никакого движения. Ардорцы встали в круг, тихо переговариваются. Я сижу на своем камне, разглядываю их. Как же они отличаются от креландцев. В их отношении друг к другу нет этого фальшивого почитания стоящих выше по знанию. Солдаты и офицеры спокойно переговариваются, делясь сомнениями и надеждами. Время от времени поглядывают на меня, морщась при этом как от кислого. Я вижу, во мне они видят дрожащую за свою жизнь креландку, считают, что я сообщаю им о рабе, чтобы защитить себя, никчемную госпожу. Мне все равно, чего там они видят и думают, лишь бы поверили и вытащили Рема. Моя дрожь усилилась, и через минуту меня опять колотило так, что стучали зубы. Только бы не свалиться…

Николас был очень бледным, я видела, что его рука перевязана, он был ранен во время атаки, я вспомнила, это говорил ардорец, принесший меня в лес. Присмотрелась в лучшего друга Рема — жесткие глаза цвета яркого янтаря, сухой, резкий профиль воина, врожденное, почти неосознанное чувство превосходства. Как все ардорцы очень высокий, наверное выше Рема. Проницательные, глубоко посаженные глаза; узкое лицо — оно выглядело бы смертельно усталым, если бы не эти пронзительные глаза; резкие складки, прочерченные от носа к уголкам рта, и строгий рисунок губ… Первые слабые лучи зимнего солнца сквозь тучи осветили темно-серые скалистые стены и снег на вершине гор. Сейчас говорил мужчина средних лет, я слышала, что его звали Сай. Губы Николаса искривились еще сильнее. С облегчением я поняла, что основная беседа касается тактики нападения и поиска Владыки в лагере креландцев. Я внимательно смотрела на ардорца, я видела, что в его голове идет напряженная мыслительная работа, отчего на лбу между густыми бровями залегла маленькая морщинка. С задумчивым прищуром Сай предложил план действий, кто-то внес предложение. Николас хмуро пожевал нижнюю губу, неохотно кивнул и пошел вглубь леса, чуть покачиваясь, как будто от слабости, бросив напоследок:

— Попробуем.

Ярость, напряжение и страх, владевшие мной все это время, внезапно исчезли, сменившись тупой болью во всем теле. Они попробуют спасти Рема. Я расслабилась.

Николас