— Она умерла, но она вернулась, мама.
Кто умер?
— Подожди. Мне нужно… Я тебе перезвоню.
Громкий пронзительный скрежет.
А затем пять горячих точек на щеке.
И зелёный.
Два зелёных шара.
Не шара.
— Ямочки?
Зелёный цвет расплылся и померк.
Но всё сделалось не белым, а чёрным.
ГЛАВА 59
Тёплый аромат кожи.
Специи и опилки.
Ровное биение сердца рядом с моей спиной.
Ритмичный и чёткий звук.
Резкий всплеск звуковых сигналов, эхом разнёсшийся вокруг меня, встряхнул моё тело и окутал меня.
— Ямочки?
Я моргнула, но вокруг было темно. Так темно.
— Я хочу…
— Чего ты хочешь, милая?
— Цвета.
Что-то щёлкнуло, а затем чьи-то руки осторожно перевернули меня на спину.
На фоне потолка кремового цвета вспыхнули зелёный, чёрный и золотой цвета. Жар обжёг мои глаза; затем что-то мокрое скатилось по моей щеке: слеза.
Удары моего сердца участились. Замедлились.
— Что такое? — глубокий голос задрожал в воздухе между нашими лицами.
Я подняла руку, желая коснуться подбородка Августа. Он повернул лицо, и его губы прикоснулись к моей ладони.
— Было так темно, а потом так ярко, — пробормотала я. — Что со мной произошло?
Его дыхание сбилось.
— Что? — спросила я, поднимая другую руку и убирая волосы, закрывающие мой левый глаз.
Оказалось, что это были не волосы, а бинт.
Толстый бинт.
Я стала дергать за него, пока не нашла край, а затем начала снимать его, но Август поймал мои пальцы.
— Не снимай его.
— Почему нет? У меня идёт кровь?
— Нет. Может быть. Просто не снимай его пока. Грег сказал, что придёт утром. Он сделает это сам.
— Х-хорошо.
Что-то в выражении его лица заставило моё сердце забиться немного быстрее, и больничная палата наполнилась резкими
— Кассандра… она?..
— Мертва? Да. Она мертва. Ты убила её. И это убило тебя, — его голос сорвался. — Это… убило… тебя.
Я провела ладонью по его подбородку, нажимая немного сильнее, чтобы убедиться, что он был настоящим, и я тоже.
— Я умерла?
Тихая белая пустота была смертью.
— Как… как мне удалось вернуться?
Его веки опустились, как будто он хотел стереть эти воспоминания.
— Я укусил тебя.
Я нахмурилась.
— Ты укусил…
Мой открытый глаз округлился.
— Как в той легенде?
Он кивнул, его густая щетина царапнула мою ладонь.
— Ты вернул меня к жизни? — удивлённо сказала я.
Когда я вспомнила, кто рассказал мне эту историю, его имя сорвалось с моих губ.
—
— Он жив.
— Значит, мы победили?
Август закрыл глаза.
— О… Несс.
— Что? Мы не победили?
— Нет. Мы победили. Но…
— Но что?
Он оторвал щеку от моей руки и переплёл свои пальцы с моими, осторожно, чтобы не сдвинуть кардиомонитор, прикреплённый к кончику моего указательного пальца.
— В чём дело, Август?
Его молчание ускорило мой пульс. Гудки начали отдаваться в моих барабанных перепонках, отражаться от аппарата ЭКГ, от желтовато-коричневых стен, от закрытой двери палаты. Он опустил наши переплетённые руки мне на живот.
— Она пропала, — хрипло прошептал он.
Я нахмурилась.
— Кто она?
— Связь, — пробормотал он. — Она пропала.
И только тогда я почувствовала.
Или, скорее… не почувствовала.
— О.
Он вглядывался в моё лицо, пока эта мысль не осела, как ил на дно реки.
— Смерть разорвала её, — сказала я сухо.
Август прижался лбом к моей ключице, его тело начало вздыматься. Его дыхание сделалось прерывистым, а затем раздались тихие всхлипывания.
Оплакивал ли он её отсутствие, или её отсутствие заставило его понять, что его тянуло ко мне только из-за неё?
Вероятно, второе.
Он не стал бы плакать из-за разорванной связи.
Он не стал бы плакать, если бы это не изменило его чувств ко мне.
Он, вероятно, беспокоился, что его признание в том, что он передумал, принесёт мне невыносимую боль. Или ввергнет меня обратно в белую пустоту.
Я вздрогнула от одного воспоминания о ней.
Я подняла свободную руку к его сгорбленной спине и погладила твёрдые бугорки его позвонков.
— Всё в порядке, — прошептала я, пытаясь действовать решительно, хотя прочувствовала эту потерю до самого нутра. — Тебе не нужно винить себя, Август. Я не сломаюсь, обещаю.
Ведь я была и так слишком поломана, чтобы сломаться еще сильнее.
— Ч-что?
Он оторвал голову от моей груди и провёл тыльной стороной ладони по своим покрасневшим глазам.
— Мы снова станем…
Я пожала плечами, чтобы выиграть время и откашляться.
— Друзьями.
Я попыталась улыбнуться, но мои губы слишком сильно дрожали, чтобы улыбка могла удержаться на них.
Его густые брови изогнулись.
— О чём ты говоришь?
— Я… ты… Я думала…
Мои брови сошлись на переносице.
— Почему ты плачешь?
— Потому что я потерял тебя.
Он сказал это с такой злостью, которая заставила меня ещё глубже вжаться в жёсткую подушку, подпиравшую мою голову.