Любовь и ненависть

вконец запутавшись, оборвал речь. Поняв мое смущение, она

улыбнулась, взяла мою руку, крепко стиснула своей цепкой

рукой и, пожелав покойной ночи, спросила:

- Значит, завтра зайдете?

Я пообещал.

До обеда в дивизионе проходили спортивные

соревнования, и мое присутствие на них было обязательным.

В четвертом часу после полудня я зашел к Марине. У них

двадцатиметровая квадратная комната. Чистая и уютная.

Увеличенный с фотографии портрет отца - старшего

лейтенанта пограничника - висит на стене в скромной

бронзовой рамке. У Марины отцовские губы и глаза. И вообще

она очень похожа на отца.

Нина Савельевна, ее мать, приветлива и обходительна.

От ее сухости и холода, запомнившихся мне с первой встречи,

не осталось и следа. Она много смеялась, шутила, нисколько

не стесняя меня своим присутствием. Я сидел у письменного

стола и слушал школьную историю, которую так забавно

рассказывала Нина Савельевна. Закончив рассказ, она зачем-

то выдвинула ящик стола, и я совсем случайно увидел

лежащую там прямо сверху фотографию молодого моряка. В

душе сразу родилось нехорошее чувство, даже два -

любопытство и нечто похожее на ревность.

Мне предложили посмотреть семейный альбом. Во

многих домах так принято занимать гостей. Вскоре Нина

Савельевна куда-то ушла, а я, захлопнув альбом, попросил

Марину показать мне карточку, которая хранится в столе.

Марина не сделала удивленного лица, не спросила, откуда я

знаю об этой фотографии: кокетство, очевидно, было чуждо

ей. Отгоняя неловкость, девушка с откровенной улыбкой

спросила:

- Она вас так интересует? - и достала фотографию.

С карточки на меня смотрел незнакомый флотский

лейтенант.

- Почему вы ее держите взаперти? - спросил я.

- Как-то так, сама не знаю почему, - смутившись,

ответила Марина.

- Кто это?

- Вы его не знаете. Просто один знакомый. Он покинул

Завируху незадолго до вашего приезда.

- Вы его любили?

- Не знаю. Я была тогда девчонкой, в десятом классе

училась. Мы с ним встречались и мечтали... Это были

несбыточные мечты. - И вдруг расхохоталась мне в лицо: - Вы

словно ревнуете.

- Похоже на правду, хотя мне и самому немножко

смешно.

Она стояла рядом со мной, ее рука, крепкая и широкая,

совсем не такая, как у Ирины, лежала на столе. Я как бы

невзначай положил на нее свою большую руку и посмотрел ей

прямо в глаза, доверчивые, ищущие какого-то очень важного

ответа.

Она не позволила мне приблизиться, требовательно и

ласково приказала:

- Сядьте.

Не повиноваться было нельзя.

- Расскажите о себе.

- Что рассказывать?

- Почему вы здесь один? Ни с кем не встречаетесь? Вас

называют убежденным холостяком.

- Тут две неправды. Во-первых, я встречаюсь. С вами,

например. А во-вторых, я холостяк без убеждений...

Глаза ее, в которых светился ясный ум, строгие,

властные глаза улыбнулись.

Вечером в клубе офицеров мы смотрели выступление

флотского ансамбля песни и пляски. Потом у моря слушали

шепот волн.

Держась за руки, как дети, мы спустились по скалам к

самой воде, отступившей от берега во время отлива на

несколько метров. На берегу ни души.

Марина поднимала камешки и бросала их в дремавшее

море, точно дразнила его, нарушая дремотный покой. Оба мы

молчали.

Утонув в застывшем море, солнце оставило на северной

части неба багряный след. Он не угасал, а разгорался. Ночь

приближалась к концу. Пора было расставаться.

Случилось это как-то очень естественно, само собой: я

поцеловал ее. Она рассердилась или сделала вид, что

рассердилась, быстро оглянулась. Нет, никто не смотрел на

нас, если не считать просыпавшихся чаек. Она сказала,

впервые назвав меня на "ты":

- Иди, тебе нужно выспаться.

- А ты?

- Мне что, я высплюсь. А сейчас хочу здесь побыть одна.

- Посмотрела мне в глаза, попросила почти умоляюще: - Ну

иди, иди же.

Я стоял, не двигаясь и не отпуская ее рук.

- Пойдем вместе?

Она посмотрела на меня и покачала головой.

- Закрой глаза. А теперь открой.

Я охотно удовлетворил ее просьбу. Она подошла ко мне

вплотную, с преувеличенным интересом всматривалась мне в

глаза. Снова приказала:

- Еще закрой и не открывай, пока я не скажу. - И вдруг

быстро и горячо поцеловала меня в губы. Прежде чем я успел

опомниться, стремительным прыжком взметнулась на скалу и,

не оглядываясь, бросилась к своему дому. Остановилась у

крыльца, помахала мне рукой.

Придя в свою каюту, я первым делом спрятал в стол

фотографию Ирины. Я должен был это сделать.

Глава четвертая

Пряхин еще не уехал, а Инофатьев уже прибыл в нашу

Завируху. Правда, пока что это был только Инофатьев Второй.

О его приезде я узнал от адмирала Пряхина.

- Прислали на мою голову родственничка, - мрачно

ворчал Дмитрий Федорович. Чувствовалось, что командир

базы недоволен приездом зятя, но расспрашивать его о