Любовь и проклятие камня

— Госпожа, агасси, я…, — пробормотал Мингу и, не выдержав, потянул носом.

Елень подошла к нему, взяла за руку и потянула вверх.

— Встаньте, молодой господин Ли, нас могут увидеть, — тихо сказала она.

Юноша посмотрел на Сонъи, так и не поднявшей на него глаза и кое-как поднялся. Он бы хотел сесть у ее колен и просить прощение, но девушка не смотрела на бывшего жениха, она комкала край своей куртки и думала о Чжонку. Судя по его поведению, тот все знал. Знал, что ее женихом был Ли Мингу. Знал, но даже вида не подал. И как теперь вести себя с ним девушка не знала. Ведь нужно будет объясниться, да и матушка еще…

— Не терзайте себя.

Мингу встретился глазами с Елень.

— Как… как вы? — спросил он, волнуясь.

Женщина улыбнулась.

— Все хорошо, молодой господин. Уже все хорошо.

Тот несколько раз кивнул.

— Капитан Ким очень хороший человек.

Елень, соглашаясь, повторила за ним:

— Хороший. Очень хороший.

— Я… в меня стрела попала на учениях… Он очень помог.

Женщина кивнула.

— И Чжонку…, — проговорил Мингу, а голос дрогнул. Юноша перевел глаза на Сонъи. Та впервые встретилась с ним глазами. Горло мгновенно перехватило. — И Чжонку достоин своего отца. Он… он…

Елень глянула на молодых, и будто кто водой окатил.

— Вы ведь дружите? — спросила она, чтобы что-то спросить, потому что страшилась услышать то, с чем справиться будет сложно.

Мингу закивал. Он стал рассказывать, но Елень его почти не слышала. То, как дочь, держалась за сына капитана, ее пугало.

«Не может быть… не может быть», — твердила она себе, чтобы успокоиться. На счастье, вернулся переодетый Чжонку. Ынчхоль следовал за ним. Юноши раскланялись. Елень подошла к своей лошади, под уздцы которую держал служитель, и легко села в седло. Оглянулась, и сжала луку седла так, что кожа скрипнула. Чжонку держал стремя для Сонъи. Та, высоко подняв ногу, вставила ее в стремя, придерживаясь одной рукой за луку, а молодой человек подошел к ней сзади и легко подсадил ее. Девушка, переняла поводья и стала разворачивать лошадь как ни в чем ни бывало. У Елень даже пробежал мороз по коже.

«А ведь дело-то серьезное»,— подумала она и толкнула пятками лошадь, чтобы догнать Сонъи. Чжонку взлетел в седло и поехал за женщинами. У дома юноша спрыгнул на землю, распахнул ворота. Выбежал Анпё и подхватил под уздцы лошадь Елень. Хозяйка только собралась спешиться, как к ней подошел Чжонку и протянул руки, предлагая свою помощь. Женщина глянула на него сверху-вниз, привстала в стременах и самостоятельно спешилась. Юноша вынужден был отступить. Елень вздохнула и посмотрела на дочь, сидящей в седле, повесив нос и не поднимая на мать глаз. Женщина оправила юбки и прошла на двор. Чжонку подбежал к Сонъи, протянул руки, и девушка легко соскользнула к нему в руки.

— Матушка узнала, — быстро шепнула она.

— Не бойся, Сонъи. Я все равно не отступлюсь от тебя. Веришь?

Девочка посмотрела ему в глаза, лучившиеся лаской и любовью, почувствовала твердость руки и несмело улыбнулась.

«Может, обойдется?»— подумала она.

Не обошлось. Елень поджидала их во внутреннем дворе, недобро поглядывая. Парочка струхнула. Сонъи попробовала вытащить пальцы их горячей ладони Чжонку, но тот лишь крепче их сжал. Мать смерила подростков взглядом.

— Зайдите ко мне! — потребовала она и прошла в свои покои.

Она прошла к ширме и села на тюфяк. Сонъи и Чжонку остались стоять. Женщина смерила их глазами, и сердце защипало. Она вдохнула полной грудью, чтоб сказать, как вдруг юноша упал перед ней на колени и поклонился до пола.

— Матушка! Матушка, не ругайте Сонъи! — горячо заговорил он.

— Матушка?[2]Чжонку! — вспылила Елень.

— Да, матушка. Я люблю Сонъи…

— Чжонку!

— И этого не изменить.

Елень не спускала с молодых искрящихся зеленых глаз. В душе разливалась тяжесть.

— Вы что? Не понимаете?

— Я знаю, что мы не можем…

— Вот именно! Не можете! Это невозможно. В глазах всего белого света я наложница твоего отца, а значит, она твоя сестра!

Чжонку поднял на нее глубокие омуты, отражавшие спокойствие и уверенность.

— Но вы никогда ею не были.

Госпожа в то же мгновение залилась густой краской.

— Откуда…, — но договорить она не смогла.

Юноша развернул плечи и улыбнулся. У Елень всколыхнулось сердце: до чего же сейчас он походил на Соджуна!

— Мой отец очень любит вас. Он любит вас всю свою жизнь! Неужели… неужели он бы допустил, чтобы вы жили в бесчестье?

Щеки пылали, сердце трепетало в груди, и душа волновалась. Мальчик… мальчик семнадцати лет говорил ей о чести женщины, говорил о любви настоящего мужчины. Говорил и верил в то, что говорил. И Елень в бессилии опустила руки.

«Здесь нет выхода. Здесь нет обратного пути. Это путь в никуда. Если только… если только…»,— но это «только» было таким пугающим, что сердце сжималось.

— Сонъи, — позвала Елень.

Дочь подняла глаза, а потом подобралась ближе к Чжонку, да так и осталась сидеть. На душе женщины стало тоскливо.

— Дочь, — обреченно проговорила она.