Любовь и проклятие камня

Он вдруг очнулся, приоткрыл глаза. Соджун наклонился над стариком, взял за руку, позвал. Отец остановил взгляд на сыне, и губы скривились презрением, и немощная сухая рука, уже не слушавшаяся своего господина, шевельнулась в ладони Соджуна, а потом, собравшись с последними силами, политик смог-таки ее вытащить. И расслабился, успокоился, будто сделал трудную, тяжелую работу. Прикрыл глаза и умер.

— Дома… все хорошо? — капитан вдруг перебил Елень.

Женщина вздохнула и посмотрела на него. Он выглядел измученным. Даже после месяца в полях он не выглядел таким уставшим.

— Примите наши соболезнования, господин, — ответила она.

Соджун кивнул.

— Ступайте домой, к детям. За нас с Чжонку не переживайте. Завтра приедут мои тетки из провинции, они будут здесь распоряжаться.

Елень шагнула к нему, но он чуть поклонился и ушел в дом. Плечи опущены, голова понуро свесилась на грудь. Госпожа шагнула следом, но остановилась. Все слова, которыми обычно утешали скорбящих на похоронах, не облегчали тяжесть души и печаль сердца. Страшно терять родителей. Страшно терять близких.

Елень уже собралась уходить, как из дома выскочила Микён. В руках у нее была огромная и, судя по всему, тяжелая шкатулка. Она быстро подошла к Елень, поклонилась.

— Мне молодой господин сказал, чтобы я пошла с вами, — сказала она и, кивнув на Анпё, добавила: — а он поможет. Ему ведь все равно нельзя заходить в дом[2].

Чжонку вынес из дома какие-то кули, каягым. Микён глянула на свои вещи, а потом перевела взгляд на госпожу. Елень понимала, что участь наложницы из кисэн после смерти хозяина, незавидна. Если тетки капитана действительно такие суровые, то, скорее всего, Микён просто выставят из дома в чем есть: что-то забрать не получится, Соджун же помнил о своем обещании.

— Я побуду у вас несколько дней, пока господин не подыщет мне новое место.

Елень улыбнулась. Если бы не Микён, то неизвестно, как бы все сложилось в тот день, когда пришли слуги из Бёнгвана…

— Пойдем, Микён. Эй, вы! Запрягите телегу!

Вечером, когда за столами собралась вся семья, Елень окинула сидящих взглядом и улыбнулась. Старик Сэчан поправился, окреп, он даже помолодел на вид. Его внучок заметно подрос. Микён облачилась в более скромное платье, сняла накладные косы и выглядела как обычная женщина. Этих троих прибило к берегу дома капитана в недобрый час. Соджун найдет для Микён место, и она покинет поместье. Дед с внуком успели стать родными. Сэчан даже перестал морщиться, глядя на тренировки молодых господ. Но как же в этой комнате сейчас не хватало капитана! Елень вздохнула.

Похороны состоялись, как и положено, то есть спустя девять дней после смерти[3]. И все это время Соджун находился рядом с тетками. Две сварливые женщины плакали у накрытого тела, а потом спокойно ели и рассказывали друг другу о своей жизни, хвалились сыновьями. Капитан старался не попадаться лишний раз им на глаза. Они даже с Чжонку разговаривали через губу, видя в нем продолжение его скверного отца, нарушившего главный закон конфуцианства. Тот и сам сторонился родственниц, которых видел впервые. Елень даже не показывалась у дома старого политика, но однажды…

В день похорон Елень приготовила традиционные блюда и отправилась в поместье семьи Ким. Она шла, обнимая укутанный в теплый платок чан, где лежала рыба, которую поставят на поминальный стол. Анпё шагал следом за ней с корзиной за плечами. У дома министра было оживленно. Какие-то люди сновали из дома в дом. Со двора доносился властный женский голос. Елень опустила с головы покрывало и, всматриваясь в людей, сбавила шаг. Она подошла к воротам, распахнутым настежь, и замерла.

Посреди двора, вооружившись палкой, стояла высокая пожилая женщина в траурных одеяниях. Рядом с ней стояли какие-то люди, которых Елень не знала. В этой толпе она узнала только Чжонку, пытавшегося выйти вперед, но его держали за руки и плечи. Ребенок рвался, закусив губы в кровь. Он рвался к человеку, стоящему перед женщиной на коленях, на чьи плечи периодически опускалась палка.

— Сын, опозоривший своего отца! Как тебе, собаке, солнце светит? Как тебя земля носит? Хорошо жил без отца? Смеешь еще на что-то претендовать? И женщина эта — ведьма! Будь она проклята! Это она, она вогнала его в гроб. Это ее вина! Если бы ты не спутался с ней, твой отец, мой дорогой брат, был бы жив до сих пор! Это все твоя вина! Твоя вина!

И палка опускалась на плечи.

Ни звука.

Мужчина молчал, только плечи вздрагивали всякий раз, как палка опускалась на них.

Елень, замерев от ужаса, едва дышала. Пальцы разжались, и покрывало соскользнуло на землю. Женщина шагнула и вновь замерла, вдруг осознав, если она сейчас выйдет к этим людям и бросится им в ноги, чтоб отвести наказание от капитана, Соджун встанет на ее защиту. Он не допустит, чтоб ее опять избили в этом доме, и тогда… и тогда может пролиться кровь. И тогда… тогда…