Любовь и проклятие камня

Капитан, глядя на счастливую женщину, сам был рад. На заработанные деньги Елень купила ткань и села шить куртку капитану взамен порезанной мужем Хису. Она могла купить готовую вещь, но глаза наткнулись на грубое сукно темно-вишневого оттенка, и Елень не устояла. Купила ткань, купила выделанные шкурки и приступила к изготовлению[1].

Как только отцвели сады и горы затянуло прозрачным зеленым покровом, Соджун решил съездить на озеро. Чжонку как раз был на выходных дома и, услышав предложение отца, с радостью согласился. Мингу и Ынчхоль увязались с ними. Капитан не стал гнать молодежь, прихватил Хванге, и небольшой отряд отправился за город. Едва они покинули Ханян, в ворота усадьбы постучали. Анпё проводил пришедшего ноби к Елень. В доме уже никого не смущали простолюдины, стучащие в ворота.

Молодой мужчина, переминающийся с ноги на ногу, рассказал, что он пришел из таверны у западных ворот. Хозяйка отправила его узнать, нельзя ли купить комплект на тридцать гостей, дескать, слава о недорогой хорошей посуде распространилась по всему Ханяну. Елень задумалась. Два дня назад она обожгла очередную партию, и готовой посуды оставалось еще на два обжига. Ноби вытащил из-за пазухи завернутые в тряпицу монеты, которые ему было приказано оставить в качестве задатка, чтобы доказать серьезность предложения. Анпё тут же предложил отвезти посуду, Елень посмотрела на него, на счастливую Сонъи и согласилась. За час посуду сложили, упаковали, погрузили на телегу. Сонъи осталась с Гаыль, которая должна была скоро родить, а Елень с Анпё отправились к западным воротам.

Госпожа, чтобы не привлекать лишнего внимания (где это видано, чтоб дворянка с простым людом разъезжала), оделась в мужское платье. Ну едет телега и пусть себе едет. На козлах сидит обычный крестьянин, а рядом с ним верхом едет господин, чья широкополая шляпа надвинута на глаза так, что не разглядеть лица. Господин этот гладко выбрит и даже красив, улыбка так и играет на губах.

Ноби, идущий впереди, указывал дорогу. Вот и остался позади шумный и многолюдный центр Ханяна. Улочки вились и вились, глухие высокие стены поместий сменились лачугами бедняков, жавшимися друг к другу. Елень оглянулась.

«Странно как-то, мы уже покинули многолюдные места. Куда же нас ведет этот ноби?» — и сомнение коснулось души.

Взгляд скользнул по острым зубцам башни западных ворот, которые почему оказались справа, а не впереди. Елень придержала свою лошадь, кивнув Анпё. Тот без вопросов натянул поводья, и телега остановилась. Шедший впереди оглянулся. По лицу скользнула усмешка, и в это миг, в этом самое мгновение Елень пожалела, что не взяла меч. Анпё, видать, тоже прочитал что-то во взгляде ноби, потому как перехватил плеть, которой понукал лошадь.

— Госпожа…

— Как называется твоя таверна? — пробормотала женщина.

— «Добрый суп». Тут недалеко оста…

— Ты лжешь, ноби! Вон смотровые башни западных ворот, мы отклонились!

— Госпожа, напрямую проехать нельзя! Нет дороги!

— Это что ж за таверна такая, что к ней дороги нет? — проворчал Анпё, наматывая ремень плети на руку.

И тут привыкший гнуть спину ноби выпрямился, и по спине Елень пробежал холодок.

«Воин! Он не ноби! Он воин!»— поняла она с опозданием.

А обманщик вдруг встал посреди дороги, широко расставив ноги, уперев руки в бока, и посмотрел ехидно на госпожу и ее молчаливого слугу. Женщина она, конечно, странная, но все же женщина. А с женщинами у него разговор короткий.

Елень бросила взгляд назад.

«Эх, кабы не телега!»— подумала она с горечью.

Лиходей тоже понимал, что с телегой, груженной утварью, на этой узкой улочке не развернуться, а значит, он уже победил.

— Кто тебя нанял? — вдруг спросила Елень.

Мужчина фыркнул.

— Отчего…

— Оттого, что теперь ясно вижу, каким промыслом ты живешь! В руках ты привык держать две вещи: меч да ложку. Но меч любишь больше!

— Ты права лишь отчасти, госпожа. Я действительно держу меч, держу его в руках чаще, нежели ложку. Но больше всего я люблю деньги! — пробормотал воин.

— Сколько? Сколько тебе заплатили? Я возьму ту же цену!

Наемник вновь фыркнул:

— Госпожа, обычно, когда пытаются выторговать себе жизнь, предлагают двойную цену!

— Ты не понял, раб! — ледяным голосом сказал женщина. — Я не за свою жизнь плачу́, а за твою цену спросила! Если ты не уйдешь с дороги, за твою никчемную шкуру я не дам и ломанного чона!

Анпё усмехнулся. Наемник призадумался.

«Странная госпожа! Очень странная. Она не боится, совсем не боится. И ее слуга тоже. И повадки у нее…»,— но додумать он не успел. Со стороны улицы подошли еще несколько человек. Увидев их, наемник обрадовался, глянул на женщину, величаво сидящую на каурой лошади, усмехнулся и тут же хмыкнул: госпожа все так же не боялась. В ее зеленых глазах мелькнуло недовольство, но не более того.