Любовь и проклятие камня

— Прошу меня простить, мы с отцом не поняли друг друга. Я действительно отправил вам письмо с просьбой перенести встречу. Дело в том, что сегодня у меня на руках умерла моя няня…

— Рабыня…, — вновь усмехнулся старик.

— Няня, воспитавшая меня, — громко перебил Соджун, — дань почтения — это малое, что я могу для нее сделать. Вы так не думаете?

Сваты закивали — у политика побагровела шея, но он смолчал, а потом улыбнулся, и эта ледяная улыбка исподтишка покоробила Соджуна.

Микён играла на каягыме, гости пили, ели. Молодых усадили рядом, и опять невеста-притворщица не поднимала глаз на своего будущего супруга. Соджун глянул на нее мельком и презрительно отвернулся. Девчонку это взбесило, она улыбалась, но глаза смотрели затравленно, а пальцы, комкающие край одеяла, были белые-белые.

«Злись, злись, моей женой ты не станешь!»— решил Соджун, и от этого решения стало легко на душе. Он еще не придумал, как сможет избежать свадьбы, но уже улыбался.

Вот ворота заскрипели, и лошадь, запряженная в телегу, ступила на задний двор, который очень хорошо просматривался отсюда. Соджун быстро метнул взгляд в приоткрытую створку, узнал Елень, кое-как бредущую в разбитых башмаках за повозкой, и сердце тревожно замерло: женщина сильно припадала на правую ногу.

— О, а вот и то, о чем я вам говорил, сват! — вдруг воскликнул министр Ким, он приоткрыл створку, у которой сидел, и прокричал: — Рабыня! Елень, иди сюда! Сейчас же!

У Соджуна что-то оборвалось в груди, когда он увидел обреченность в лице любимой. Но вот она поклонилась и пошла к домику. Капитан метнул тяжелый взгляд в сторону родителя — тот усмехался. Ему было весело, но обычно от этого веселья другим становилось страшно.

Елень предстала перед гостями и поклонилась еще раз. Грязная с головы до ног, казалось, одежду она меняла последний раз перед отъездом Соджуна; на левой щеке лежал сине-багровый отпечаток чьей-то тяжелой руки, он был настолько велик, что даже проступал через слой грязи на обветренном лице. Соджун так и застонал про себя.

— Это она? — спросил тесть.

— Она самая. Жена предателя Пак Шиу. Звери, поди, уже сожрали его кости. Ну, хоть напоследок пользу кому-то принес, — ответил министр Ким, и старики мерзко захохотали.

Елень смотрела на них, сжав от злости кулаки. Соджун сидел ни жив ни мертв. Ему все происходящее казалось театром абсурда.

— И ведь это правильно, министр Чон! Когда-то в этом доме она была хозяйкой, а теперь пусть-ка погнет спину! — продолжал отец.

Соджуна будто вытянули плетью, он даже дышать забыл, а старик повернулся к молодым и пояснил:

— Дом предателя теперь мой, но я дарю его вам, дети!

— Замечательный подарок! — воскликнул в ответ его сват.

Даже если бы сейчас упали Небеса, они бы не давили так, как невыносимо больно давило в груди. Дом, прекрасный дом, где когда-то жило счастье, теперь принадлежал Соджуну и принадлежал как трофей! Что может быть страшней? Он обвел всех дикими обреченными глазами и вдруг засмеялся. Чжонку смотрел на отца, не узнавая. Елень стояла, как громом сраженная, а капитан магистрата, Ким Соджун, хохотал, откидывая голову назад.

— Он рад! — воскликнул тесть.

Соджун успокоился, а потом поднялся — тяжело, будто ноги успел отсидеть или выпил много, но чаша капитана стояла нетронутой, и ноги были крепки как никогда, вот только сердца не осталось. Он встал перед родителями и поклонился, а на губах играла такая усмешка, что Чжонку закусил губу, чтоб не закричать.

— Кто же откажется от такого дворца? Только дурак откажется! А я-то думал, кому достался дом, а, выходит, мне и достался, — проговорил Соджун, и было непонятно, к кому конкретно он обращался. — Министр Чон, сколько лет вашей наложнице?

Министр тут же густо покраснел, его жена стыдливо отвела глаза.

— Имхи сказала, что ей шестнадцать, это так?

— Соджун! — завопил отец.

— Да не смотрите вы на нее так, девчонка глупая, что с нее взять, а тут еще вы с таким стариком, как я, в качестве жениха! Кто же этому обрадуется? Вот и у отца наложница, Микён — и с этими словами мужчина ткнул пальцем в кисэн, — почему же мне наложницу завести нельзя? Я молод, но для Имхи все же староват, да и не нравятся мне девчонки такие, двуличные. Смотрите, глаз не поднимает, а мне обещала дюжину сыновей родить… или сколько там? Мне нравятся другие женщины. Ваши-то хоть свободные, а мне нравятся рабыни. Я, в принципе, не против жениться, вот только в своей опочивальне ваша дочь меня никогда не увидит, потому что ночи я буду проводить с ней.

И выплюнув все это, он шагнул к Елень, заглянул в глаза цвета проклятого камня, а потом обнял и прежде, чем она успела вырваться из его рук, поцеловал. Она дернулась зло и безуспешно: объятия превратились в клещи, даже дыхание перехватило. Жесткие мужские губы впились ей в рот так, будто от этого зависела жизнь. Елень замычала, пытаясь оттолкнуть Соджуна от себя, но не смогла.

«А ведь если силой попробует взять — не вырвусь!» —мелькнула страшная мысль и женщина перестала вырываться.