Любовь и проклятие камня

Соджун посмотрел на сына. Мальчик, будто что-то поняв, закивал головой. Капитан вздохнул. На душе стало горько. Почему до появления в этом доме Елень и ее детей, он не занимался воспитанием сына? Чем был занят?

Старый политик вышел на крыльцо и увидел Соджуна и Чжонку в белых одеждах[1]. Сам же он был одет в свой лучший ханбок, даже туфли были новыми. Сегодня придут дорогие и уважаемые гости, а там и до свадьбы недалеко. Он, недоумевая, посмотрел на сына и внука и уже хотел возмутиться, но заметил суету слуг у комнаты старухи. Слуги тоже были в светлых одеждах, это не понравилось хозяину дома.

— Эй, вы там! — закричал он, переобуваясь на крыльце. — Вынесите и закопайте ее, нечего…

— Отец, я уже отправил письмо министру Чон с тем, что у нас в доме горе и встреча переносится, — непочтительно перебил его сын.

Старик мгновенно побагровел, со стороны казалось, что у него даже волосы вспыхнули огнем.

— Что? — завопил он и бросился к Соджуну, но тот только развернул плечи и выпрямился во весь рост, став сразу выше и шире старца. — Что?

— В другой раз, няня умерла.

— И какое мне дело до какой-то старухи, выжившей из ума? Эй, там, отнесите ее и закопайте где-нибудь в лесу! — командовал старик, брызжа слюной, но тут он услышал шелест — шелест стали вытаскиваемого из ножен клинка, шелест, от которого сразу все похолодело внутри.

Он уставился на сына, а тот сделал вид, что просто проверил, хорошо ли сидит клинок, и как ни в чем не бывало пошел проверять, все ли идет исправно в подготовке к поминальной церемонии. Чжонку бросился следом. Сейчас находиться рядом с дедом было опасно. Ребенок сразу заметил, как изменилось отношение отца к деду. До сегодняшнего дня он никогда не перечил старшему рода, но сегодня… что-то сломалось и у него внутри. Что-то надломилось со смертью няни, что-то, что уже не исправить и не изменить. И это «что-то» пугало больше, чем грозный вид и жесткий взгляд деда.

Сам же Соджун посматривал на солнце и прикидывал, когда должна вернуться Елень с детьми. Он навстречу им уже отправил Анпё с лошадью. Смотреть на любимую, впряженную в телегу, было выше его сил. Он оглянулся на старика, исходящего желчью посреди двора и отвернулся. Пусть ярится, пусть злится, сейчас Соджун сможет защитить всех. Он дома, хотя дом этот так опостылел, что глаза бы его не видели!

Вот здесь стояла скамья, к которой привязали госпожу и били. Десять ударов палками! Мыслимо ли? Соджун все пытался себе это представить и, наконец, увидел. Он точно знал: она не кричала и даже не пыталась вырваться, а, смирившись, сразу пошла к этой позорной скамье. Ее и привязали, потому что людям свойственно сопротивляться. Людям да, Елень — нет. Кричал и плакал здесь Чжонку, а потом кусал губы, злясь, что ничего не может сделать для той, которую и наказывали-то по сути из-за него, ведь если бы он не заступился… Да что сейчас думать об этом? Дед ждал слез, крика — ну как же, в конце концов, она благородных кровей, не рабыня. Не дождался и не дождется. От этой женщины мольбы не дождешься. Быстрее снег выпадет в июле!

Смеркалось, а Елень все не было. В доме царила суматоха. Соджун, помогая в подготовке к похоронной церемонии, даже не заметил этого, а увидел, когда уже все было готово к приезду дорогих гостей.

У министра Ким тоже был чайный домик, стоящий на высоких столбиках прямо за домом. Отсюда был хорошо виден двор и перед господским домом, и задний, где стояли хозяйственные постройки. Зимой там было холодно, но в ожидании гостей, старик велел принести туда жаровни, фонари, теплые одеяла. Ставни были закрыты, лишь одна створка оставалась приоткрытой, в которую и уходил дым. Соджун, увидев огни в домике, поинтересовался у снующего туда-обратно слуги, зачем зажгли фонари.

— Господин, гостей же ждем, — ответил слуга и ушел наверх с одеялами в охапку.

Следом за ним появилась нарядная Микён, она шла за рабом, который нес каягым. Кисэн сравнялась с Соджуном и, улыбаясь, — со стороны должно было казаться, что она поздравляла капитана с помолвкой, — предупредила:

— Господин, ваш отец в бешенстве! Он вновь отправил слугу с письмом о том, что произошла ошибка, так что ваша невеста уже на полпути сюда. Не гневите вашего отца, а то нам не сносить своих голов. Идите, смените наряд.

Соджун усмехнулся: кисэн отшатнулась в сторону.

— Сегодня все будет по-моему! — только и выдавил капитан.

Девушка хотела что-то добавить, но у ворот раздались голоса, и она поспешила подняться в чайный домик. Соджун злился все больше.

«Сегодня по-вашему не будет!»— твердо решил он и пошел к воротам, откуда уже был слышен голос старика, зовущего его.

Соджун предстал перед гостями в своем траурном облачении, поклонился, Чжонку последовал его примеру.

Будущий тесть, обрюзгший, заплывший салом мужчина, переглянулся с женой, которая на его фоне казалась какой-то застиранной, болезненно худой, словно ей было не сорок, а шестьдесят; потом посмотрел вопрошающе на свата.

Старик поклонился едва и засмеялся:

— Никакого траура нет…