Любовь и СМЕРШ (сборник)

Отвечая на радостные поцелуи жены, Шая обдумывал одну неспокойную мысль. Вечером, вместо просмотра новостей и щелканья семечек он уселся за книгу расходов и начал вычисления.

Примерно через полтора часа работы странная картина предстала перед его взором. Подсчитав все доходы от торговли и отделив от них десять процентов, Шая получил именно ту цифру, которая стояла в квитанции фининспектора. По всему выходило, что реб Мойше оказался прав.

– Глупости, – сказала жена, – случайно совпало. Надо просто круче крутиться, лучше знать ходы и выходы этой бухгалтерии. Меньше слушай религиозных фанатиков, и предупреждаю тебя заранее: в микву будешь ходить сам.

«Миква, шмиква, – подумал Шая. – Пожертвуй я такую сумму на ближайшую синагогу, меня б за два квартала узнавали. А теперь все уплывет фининспектору, да еще и с позором».

В ту ночь над Рамат-Ганом стояла полная луна. Шая спал беспокойно, вскрикивая и переворачиваясь с боку на бок. Ему снился фининспектор: он тщательно проверял Шаины отчеты; укоризненно качая головой, выписывал квитанцию, а потом, высвободив из-под пиджака аккуратные крылья, косо взмывал в бело-голубое небо.

Личная интифада Ишаягу Райсера

Прямо перед Пейсахом Шая угодил в больницу. И что за невезение такое – в самый разгар торговли оказаться на больничной койке! Хворь скрутила Шаю стремительно и беспощадно. Посреди приступа почечной колики он клялся немедленно купить тфиллин и соблюдать субботу, начиная уже со среды. Но когда боль, усмирённая уколом, затихла, Шая побежал не к раввину, а в поликлинику.

– Сколько литров жидкости вы пьёте за сутки? – спросил врач, выслушав горестный рассказ пациента.

– Литров? – удивился Шая. – Стакан чаю утром, стакан вечером, иногда пиво за обедом – вот и всё.

Врач удивлённо поднял брови.

– Чтоб вы знали, – сказал он, – Израиль – это страна, текущая молоком, мёдом и камнями из почек. Пить здесь нужно не меньше трёх литров в день, иначе организм начнёт «интифаду» и забросает вас камнями изнутри.

– Но ведь я не верблюд, – попытался возразить Шая, – куда мне столько воды!

Верблюду бы я прописал не три литра, а три бочки, – строго ответил врач. – Кроме того, можете пить что угодно, хоть водку, лишь бы набралось нужное количество.

– Доктор, – не унимался Шая, – может, дело всё-таки не в воде? Давайте проверочки сделаем, обследования, глядишь, хватит и литра.

– Не торгуйтесь, молодой человек, – сказал врач, – ваш выбор до смешного прост: или пить, или страдать. Я вам советую – пейте…

– Завтра же пойдём к другому врачу, – возмущалась вечером Шаина жена, отбирая у мужа почти опорожненную бутылку коньяка. – По мне лучше камни в почках, чем муж – алкоголик.

– Тебе легко рассуждать, – вскричал Шая, – почки-то не твои!

– Зато муж – мой, – отрезала жена. – Вопрос закрыт. Хочешь пить, пей воду из крана.

– Но ведь я не верблюд, чтоб голую воду хлебать, – сопротивлялся Шая, тщетно пытаясь отобрать бутылку.

– Это не новость, – сказала жена, запирая буфет на ключ. – Верблюды не хлещут коньяк лошадиными дозами.

На следующий день, под стерегущим взглядом Шаиной жены, врач из другой поликлиники тут же выписал направление на госпитализацию. С камнем решили поступить радикальным образом – вырезать.

Больница, в которой очутился Шая, относилась к Бней-Браку, и поэтому всё в ней было обставлено самым харедимным образом. По субботам врачи писали диагнозы особыми чернилами, исчезающими через несколько часов, а для вызова сестры больной нажимал кнопку в специальном резервуаре и сжатый воздух откидывал колпачок над лампочкой, зажженной до начала субботы. Да и пациенты в больнице подобрались под стать оборудованию, нормальные человеческие реакции у них отсутствовали, словно передавленные сжатым воздухом. Судя по разговорам, они больше уповали на помощь Всевышнего, чем на руки врачей. С одним из таких «праведников», соседом по палате, Шая сцепился в первый же день.

– А вот скажите мне, – спросил он старика с роскошной седой бородой, но ещё тёмными пейсами, – разве это справедливо, что в пасхальный седер вы будете возлежать на больничной койке, а не во главе собственного стола?

– Евреи так не спрашивают, – ответил старик. – Что происходит, то и правильно, а остальное – не более чем плоды нашей фантазии.

– Замечательно, – воскликнул Шая, – значит, в больницу вы загремели по заслугам. Нарушили там, преступили тут, а рука, – Шая устремил глаза к небу, – рука, она пишет!

Год, прожитый по соседству с Бней-Браком, не пропал даром: как спорить на религиозные темы, Шая уже знал.

– Именно так, – невозмутимо подтвердил старик, – за заслуги и по справедливости.

– Ну, может, вам есть, в чём каяться и бить себя кулаком в грудь, – сказал Шая, – но уж я-то здесь совершенно случайно. Убивать не убивал, грабить не приходилось, и чужих жён, – Шая тяжело вздохнул, – соблазнять не довелось. Упечь меня в койку на самом пике торговли – величайшая несправедливость, форменная «небесная» интифада!

– Несправедливость, говорите, – улыбнулся собеседник. – И убивать никого не убивали?