Любовь и война. Великая сага. Книга 2

– И все равно я считаю, с ним что-то не так.

Джордж мысленно признал, что Макклеллан и на него самого произвел такое же впечатление.

Он больше не мог обманывать себя и притворяться, что ему весело. По мере того как гости переходили с места на место, перемешиваясь самым причудливым образом, они с Констанцией оказались рядом с Тадом Стивенсом, адвокатом из Пенсильвании, который мог стать самым влиятельным членом наблюдательного комитета Уэйда. Стивенс почти всех отпугивал своим необычным видом: у него была изуродована одна ступня, а густые волосы на голове всегда торчали едва ли не вертикально вверх. Немного зловещее выражение лица подчеркивалось еще и холодной страстью в его голосе.

– Я не согласен с президентом почти во всем, кроме одного, – говорил Стивенс окружавшим его людям. – Союз штатов, как он сказал, – это не какой-то договор свободной любви, который каждая сторона может разорвать по собственной воле. Бунтовщики – не заблудшие сестры, как мило называет их мистер Грили, нет, это враги, злобные враги храма свободы, каким является наша страна. А у злобных врагов может быть только одна судьба. Кара. Мы должны освободить каждого раба, уничтожить каждого предателя, сжечь дотла каждый дом бунтовщиков. И если у исполнительной власти не хватает упорства для этого, то у нашего комитета оно есть. – Он обвел ошеломленных слушателей фанатичным взглядом. – И я торжественно обещаю вам, леди и джентльмены, у нашего комитета упорства хватит! – И он, прихрамывая, удалился.

– Констанция, – тихо произнес Джордж, – поехали домой.

Мадлен и служанка Хетти чистили пораженный плесенью сундук, когда с лестницы на чердак донеслись торопливые шаги и взволнованный голос:

– Мисс Мадлен? Вам бы лучше поскорее спуститься…

Мадлен бросила влажную тряпку и быстро прошла к лестнице:

– Что там случилось, Аристотель?

– Мисс Кларисса… Она, как всегда, после завтрака пошла погулять, а потом ее нашли в саду.

Мадлен вдруг почувствовала, как ее сковал страх, такой же безжалостный, как стылый воздух этого зимнего утра. Солнце еще не поднялось достаточно высоко, чтобы растопить легкий иней на лужайках. Они побежали в сад. Кларисса лежала на спине между двумя кустами азалии; когда они подошли ближе, она протянула к ним левую руку и посмотрела на них умоляющими блестящими глазами. Правая рука оставалась неподвижной. Едва не плача, Кларисса попыталась что-то сказать, но с ее губ сорвалось лишь мычание.

– Это удар, – сказала Мадлен испуганному рабу.

Ей хотелось зарыдать. Теперь она точно не сможет уехать к Орри до Нового года, как собиралась. Придется ждать, пока Кларисса не поправится, а это может произойти еще очень не скоро.

– Нужно соорудить носилки и отнести ее в дом, – сказала она Аристотелю.

Негр помчался в дом. Когда носилки были готовы и Клариссу подняли и положили на них, на том месте, где она лежала, остался след от очертаний ее тела на растаявшем инее.

Доктор вышел из спальни Клариссы в половине двенадцатого. Мадлен внешне спокойно приняла новость о параличе всей правой стороны тела и о том, что на выздоровление может уйти весь следующий год.

Глава 47

Канун Рождества выпал на вторник. Джордж не мог избавиться от дурного настроения, одолевавшего его со дня приема. Война, этот город, даже зима угнетали его, и он сам не смог бы объяснить почему.

Душистый огонь в камине гостиной слегка взбодрил его после ужина. Патриция возобновила свои уроки музыки с местным учителем, но обычное пианино для и без того тесного гостиничного номера было великовато, поэтому Джордж купил дочери маленькую фисгармонию. Открыв сборник рождественских гимнов, девочка заиграла «Храни вас Бог, господа».

Из спальни вышла Констанция с тремя большими свертками и положила их рядом с другими подарками под елку, украшенную гирляндами из клюквы, позолоченными деревянными игрушками и крошечными свечками. Рядом стояли ведра с водой и песком. Все газовые фонари были погашены, и только зажженные свечи обволакивали комнату мягким приятным сиянием, а вот мысли Джорджа совсем не были приятными.

– Спой со мной, папа! – попросила дочь.

Не вставая с кресла, Джордж отрицательно мотнул головой.

Констанция подошла к фисгармонии и присоединила свой голос к голосу Патриции. Девочка была очень похожа на мать – такое же милое лицо и такие же ярко-рыжие волосы.

Напевая, Констанция время от времени посматривала на мужа. Уныние Джорджа тревожило ее.

– Не хочешь к нам, Джордж? – спросила она наконец.

– Нет.

В комнату вошел Уильям и запел вместе с сестрой и матерью «Радуйся, мир!». Мальчик уже входил в пору возмужания, и голос у него ломался. Патриция захихикала, да так громко, что мать сделала ей замечание.

После гимна Уильям спросил:

– Па, а нельзя нам сегодня вечером открыть по одному подарку?

– Нет. Ты весь вечер пристаешь ко мне с этим, мне уже надоело.

– Джордж, прости, пожалуйста, но он вовсе не пристает, – вступилась за сына Констанция. – Он упомянул об этом только один раз.