Любовь и война. Великая сага. Книга 2

– Хоть раз, хоть сто раз – ответ один. Нет. – Джордж посмотрел на сына. – Утром мы пойдем в нашу церковь, а ваша мать пойдет на мессу, и только потом мы получим подарки.

– После церкви? – закричал Уильям. – Это нечестно – заставлять ждать так долго! Почему не после завтрака?

– Потому что так решил твой отец, – мягко произнесла Констанция.

Джордж не обратил внимания на то, что она слегка нахмурилась. Уильяма, однако, слова матери не убедили.

– Это несправедливо! – воскликнул он.

– Я тебе покажу, что справедливо, ты, дерзкий…

– Джордж!

Он был уже на полпути к сыну, когда Констанция встала между ними:

– Постарайся не забывать, что сейчас канун Рождества. Мы – твоя семья, но ты ведешь себя так, словно мы тебе враги. Что случилось?

– Ничего… Я не знаю… Где мои сигары?

Джордж прислонился к камину, повернувшись ко всем спиной. Его взгляд упал на веточку лавра, которую он привез из Лихай-Стейшн и положил на каминную полку. Веточка засохла, потемнела. Он схватил ее и швырнул в огонь.

– Я иду спать.

Лавр задымился, съежился и исчез.

Захлопнув за собой дверь спальни, Джордж плеснул в лицо холодной водой и закурил наконец сигару. Потом поднял раму окна и лег на кровать с пачкой контрактов, которые принес домой. Затейливые росчерки и завитушки переписчиков расплывались у него перед глазами, не складываясь в слова. Он чувствовал вину за то, что, злясь на всех и вся, срывал свой гнев на близких. В конце концов, бросив листы на пол, он загасил сигару, убавил огонь в газовой лампе и забрался под одеяло.

Джордж даже не помнил, когда легла Констанция. Забывшись в тревожных снах, он наблюдал невероятно замедленные разрывы снарядов на дороге к Чурубуско, а потом с ужасом смотрел, как к нему приближается огромная резиновая голова Тада Стивенса с разинутым ртом. «Освободить каждого раба… Уничтожить каждого предателя… Сжечь каждый дом…»

Он видел дорогу от ручья Каб-Ран. Упавшую лошадь. Молодого зуава, опустившего приклад ружья на единственную цель, которую он смог найти, чтобы выплеснуть весь свой ужас и всю свою ярость. Оскаленные зубы лошади, обезумевшей от боли. Зуав ударил еще раз. Голова раскололась, как какой-то экзотический фрукт, и из нее хлынула красная жижа… Кто из них был животное, кто человек? Война все изменила.

Потом эта невыносимая картина с зуавом и лошадью вдруг взорвалась, как будто в нее попал снаряд, и Джордж, все еще находясь во власти сна, застонал от облегчения, как вдруг все повторилось: солдат снова поднял свой мушкет и снова ударил несчастное животное.

– Прекрати!..

– Джордж…

– Прекрати, прекрати! – Джордж ударил по чему-то мягкому, облепившему его тело, и снова закричал: – Прекрати!

– Па! – испуганно вскрикнул молодой голос. – Мама, что с ним? Он заболел?

– Нет, Уильям, с папой все хорошо.

– Прекрати… – Джордж протяжно, судорожно вздохнул, приходя в себя.

– Вернись в постель, Уильям, – велела Констанция. – Это просто страшный сон.

– Боже мой… – прошептал в темноте Джордж, содрогаясь всем телом.

– Все в порядке… – (То, что пытался стряхнуть с себя Джордж, оказалось руками Констанции.) – Все в порядке… – шептала она.

Она отвела волосы с его вспотевшего лба, поцеловала. Какой она была теплой! Джордж обнял жену и прижал к себе, стыдясь собственной слабости, но чувствуя благодарность за утешение.

– Что тебе приснилось? Наверное, что-то ужасное.

– Мексика и еще Булл-Ран… Прости, что так безобразно вел себя сегодня. Утром я сразу же поговорю с детьми, и мы откроем подарки. Хочу, чтобы они знали: я сожалею о своей грубости.

– Они не обижаются. Они же видят, как ты страдаешь. Только не понимают почему. Я и сама не уверена, что понимаю.

– Боже, да они должны меня ненавидеть!

– Никогда. Они знают, что ты хороший отец. Они тебя любят и желают тебе счастья, особенно в Рождество.

– Эта война превращает Рождество в насмешку.

Джордж прижался к ней лицом, щеки Констанции были холодными. Воздух в спальне был просто ледяным – он слишком сильно открыл окно. В комнате стоял застарелый запах табака и мужского пота.

– Значит, это война так выбила тебя из колеи?

– Наверное. Такое короткое слово: «война», а сколько несчастий оно приносит! А еще меня просто тошнит от непорядочности, процветающей в этом городе. За всей этой торжественной риторикой кроется обычная жадность. Знаешь, если Стэнли будет продолжать в таких же количествах продавать ботинки для пехоты, он за год получит баснословную прибыль. Можно даже сказать, небольшое состояние. Только вот беда – эти ботинки развалялся уже через неделю на дорогах Виргинии или Миссури, или куда там еще они отправляют эту мерзость.

– Лучше бы я этого не знала.

– Но что меня беспокоит больше всего, так это слова Тайера на приеме. Невозможно создать эффективную армию за три месяца. На это нужно два или три года.

– Ты хочешь сказать, он полагает, что война будет идти так долго?