Любовь и война. Великая сага. Книга 2

Как и человек, о существовании которого он догадывался, но чьего имени пока не знал, Джеймс Хантун ненавидел президента Конфедеративных Штатов Америки. Ему бы очень хотелось увидеть Дэвиса если не мертвым, то хотя бы смещенным с должности. А судя по печальным событиям июня, янки очень скоро могли достичь двух этих целей.

Хантун жил в состоянии постоянного напряжения; он не мог нормально спать, не мог радоваться донесениям Джексона о подвигах в долине или тому, как Стюарт с двенадцатью сотнями кавалеристов блестяще обошел армию Макклеллана, напав на нее с тыла. Безусловно, все это были блистательные победы, но они никак не смогли помочь по-прежнему осажденной столице.

В министерстве финансов тоже упаковывали ящики. Хантуну пришлось трудиться, как последнему рабу, обливаясь по́том, и это его бесило. Ко всем несчастьям добавлялись еще и подозрительные отлучки жены. В последнее время они стали особенно частыми, продолжительными и всегда необъясненными.

Мир вокруг сходил с ума. Дом на Грейс-стрит был защищен от беженцев и дезертиров мушкетом, который Хантун вложил в руки Гомера, их старшего слуги. Никогда прежде он и представить бы себе не смог, что даст оружие рабу, но, когда вокруг бродили толпы разного сброда и народ в любое время дня и ночи поднимался на холмы, чтобы прислушаться к канонаде северян, другого выбора у него попросту не было.

Хантун тоже прислушивался к выстрелам. Как и к звукам полковых барабанов и флейт, под которые солдаты строили земляные укрепления. А еще к непрестанному скрипу санитарных повозок, которые днем и ночью везли в город раненых, и оттого, что ночью на них зажигали фонари, они казались обманчиво праздничными. Вот только в ужасающих стонах, доносящихся из них, ничего праздничного не было. Как не было больше ничего праздничного ни в церквях, ни в гостиничных вестибюлях, куда теперь свозили раненых и умирающих, потому что в госпиталях не осталось места.

Больше всего на свете Хантуну хотелось сбежать из этого города. Он уже купил два билета на поезд – ценой унижений, запутанных интриг и даже взятки одному человеку, которую пришлось дать только лишь за привилегию заплатить тройную стоимость, – однако Эштон наотрез отказалась ехать. Она дала ему понять, что он трус, раз купил билеты. Неужели она действительно так думала или это была просто увертка? Откуда в ней вдруг взялась эта новая храбрость, этот патриотизм, которого она никогда прежде не демонстрировала? От ее любовника?

Однажды ранним вечером, когда Эштон еще не вернулась, он просто так, без всякого умысла, подошел к ее письменному столу, за которым она обычно писала письма знакомым дамам. Ища перо на замену своему сломавшемуся, он вдруг наткнулся на конверт с выписками с банковского счета и письмами.

– Что это еще за счет в Нассау?

Через час Хантун, в рубашке с короткими рукавами, с пятнами пота под мышками, сунул жене этот конверт:

– У нас нет банковского счета в Нассау!

Эштон выхватила у него бумаги:

– Да как ты посмел подходить к моему столу и рыться в моих вещах?!

Хантун поморщился и отступил к высоким открытым окнам, выходившим на Грейс-стрит. Вся улица была забита фургонами Южной курьерской службы, которые теперь стали санитарными повозками.

– Я… я не рылся, не шпионил и вообще не делал ничего подобного. Мне просто понадобилось перо. Черт побери, да почему я вообще должен перед тобой оправдываться? – вдруг закричал он с необычной для него смелостью. – Ты меня обманываешь! Что значат эти документы? Я требую объяснений!

– Джеймс, успокойся…

Эштон поняла, что зашла слишком далеко. Конфликт нужно было уладить деликатно, иначе ей грозило разоблачение связи с Пауэллом.

– Пожалуйста, сядь, – сказала она. – Я тоже сяду.

Хантун упал в кресло, и оно треснуло, словно готово было вот-вот развалиться. Мимо открытых окон скользнула тень Гомера. Раб с мушкетом постоянно заставлял Эштон нервничать. Высоко на восточном небе вспыхнула сигнальная ракета.

– Ты все прочитал? – осторожно начала Эштон. – Изучил цифры?

Раскрасневшись от жары и напряжения, она достала из конверта один документ, развернула и подала мужу:

– Посмотри, это баланс нашего счета за прошлый месяц.

Ровные красивые буквы и цифры расплывались перед глазами Хантуна. Он потер глаза костяшками пальцев. «Наш счет», сказала она. Но он по-прежнему ничего не понимал.

– Это фунты стерлингов…

– Совершенно верно. И по нынешнему курсу у нас около четверти миллиона долларов… настоящих долларов, а не этих бумажек Конфедерации.

Шурша юбками, Эштон вскочила, подбежала к мужу и опустилась перед ним на колени – поза, разумеется, была для нее унизительной, но это могло отвлечь Джеймса, когда она перейдет к самой опасной части своего объяснения.

– Мы получили прибыль почти семьсот процентов всего за два рейса между Нассау и Уилмингтоном.

– Два рейса? – Хантун вытаращил глаза. – Да о чем ты вообще говоришь?