Любовь: история в пяти фантазиях

«Наших хозяев»! В контексте колониальной Америки, населенной рабами и их хозяевами, Элиза использовала действительно очень сильную формулировку, хотя и признавала, что забота женщины о домашнем хозяйстве и правда «необходима». Подобно образцовой жене у Ксенофонта и послушной супруге из «Наставления почтительной жене», она принимала все ожидания, даже если ее раздражала мысль о том, что они создадут ограничения для ее собственной деятельности.

За полвека до того, как Элиза из Филадельфии задумалась об обязанностях жен, француженка Мадлен де Скюдери (ум. в 1701 году) могла позволить себе состоятельную жизнь на доходы от своих произведений, чтобы вообще не вступать в брак. Кроме того, она не хотела заводить любовника, опасаясь душевных страданий, вероятной беременности и последующего появления детей. Вместо этого она ввела в оборот и культивировала идею сверхутонченной любви-дружбы между мужчиной и женщиной, называя ее «нежностью». Кульминация такой любви достигалась не в постели, но, как и в случае соблазнения, «нежность» зависела от страстного мужского влечения. Героиня популярного произведения мадам де Скюдери «Клелия» предлагает своим потенциальным любовникам — или, точнее, «друзьям» — карту Страны нежности. Подобно детской игре «Конфетляндия», участники должны начать с самой первой ступеньки — Новой дружбы — и далее подняться по узкой тропинке, полной испытаний, к цели — Благодарности и Уважению. По пути потенциальный друг должен посетить города Поклонения, Любовных писем, Почтения и многие другие места, избегая пойти путем Сплетен или Непостоянства, а также самого пагубного исхода — утонуть в озерах Вражды или Безразличия. В верхней части карты находится Море опасностей, а за ним расположились Неизведанные земли — вероятно, именно там случается секс. Страна нежности мадам де Скюдери появилась в эпоху, когда в моде были исследования и завоевания европейцев в Новом Свете — когда поэт Джон Донн мог сравнить раздевание своей любовницы с исследованием Америки. Она служила дерзким ответом женщины на мужские фантазии. Возможно, мужчины желали, чтобы женщины вели себя так, как призывал Донн: «Моим рукам-скитальцам дай патент // Обследовать весь этот континент»[115]. Но в мире, созданном де Скюдери, эти руки были связаны — написанием любовных писем. Обязанности в этом мире — быстро перемещаться по карте или оказаться в глухом тупике — ложились на мужчин, тогда как суждение о том, продвигаются ли мужчины в верном направлении, выносили женщины. В своем салоне, который регулярно собирался по субботам, де Скюдери одевалась как древнегреческая поэтесса любви Сафо, а ее поклонники-мужчины носили костюмы других исторических или мифических персонажей. Все это было чем-то большим, чем игра, ибо такие отношения длились годами: близкая дружба де Скюдери с коллегой-писателем Полем Пеллиссоном завершилась лишь с его смертью, случившейся незадолго до ее собственной. Возможно, сегодня это можно сравнить с любовными ролевыми играми — по меньшей мере с теми, которые требуют от участников погружения, самоотдачи и отложенного удовлетворения.

* * *

Как поиски любви, так и описанные де Скюдери поиски нежности не предполагали четких описаний того, что вас ждет, когда вы пересечете Море Опасностей — когда вы и в правду вступите в брак. В XIX веке романы наподобие «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте заканчивались словами «Читатель, я стала его женой»[116]. Или же, как в «Госпоже Бовари» Гюстава Флобера, в таких произведениях рассматривались трагические последствия брака, который не оправдал блаженных ожиданий, обещанных романами и красочными книгами с картинками. «Там было все про любовь, там были одни только любовники, любовницы, преследуемые дамы, падающие без чувств в уединенных беседках… дремучие леса, сердечные тревоги, клятвы, рыдания, слезы и поцелуи… герои, храбрые, как львы, кроткие, как агнцы, добродетельные донельзя»[117]. Эмма Бовари, до замужества думавшая, что влюблена в своего мужа, обнаружила, что он отнюдь не был мчащимся к ней на вороном коне «рыцарем в шляпе с белым плюмажем» из ее мечтаний, а представлял собой унылую посредственность, чья «речь была плоской, словно панель». Когда же в Эмме пробудилось возбуждение, вызванное любовником, она почувствовала, что наконец вступила в царство, где жили в «трепете счастья» героини романов, но все же вскоре ей захотелось надеть «кольцо, настоящее обручальное кольцо, в знак любви до гроба». Жизнь с возлюбленным не оказалась вечной и вскоре закончилась. Но предположим, что мечты Эммы сбылись и они жили бы вместе вечно. Что тогда? Принесла бы Эмме семейная жизнь с возлюбленным удовлетворение, которого она так жаждала?