Читаем Любовь: история в пяти фантазиях полностью

Примерно в то же время, когда писал Флобер, представители белого американского среднего класса, в особенности из северных штатов, вырабатывали ритуалы ухаживания, призванные обеспечить счастье, которое для Эммы Бовари оказалось столь неуловимым, и возлагали надежды на познание «истинного я» друг друга[118]. Как и в XVIII веке, важным средством выражения чувств оставались письма, но теперь, столетие спустя, требовалось гораздо больше, чем признание в любви, — возникла потребность в раскрытии себя. «Свободное излияние мыслей ваших и чувств стало одним из величайших удовольствий в моей жизни», — писал некий Альберт Жанен объекту своих ухаживаний Вайолет Блэр. Издатель цитируемого сборника писем извинялся, что предлагает «образцовую» любовную корреспонденцию, поскольку «подходящие формулировки могут исходить только из самых глубоких тайников человеческого сердца». Одна юная дама умоляла своего сдержанного жениха: «Джеймс, напишите мне обо всем этом. Может быть, это станет для вас облегчением. Позвольте мне разделить ваши трудности. Дайте мне знать о них. Я смогу посочувствовать вам». Здесь обязательство быть откровенным сливается с фантазией о единодушии. Точно так же американский писатель Натаниэль Готорн, ухаживая за Софией Пибоди в 1830‐х годах, утверждал: «Ваши письма позволяют все глубже проникать в ваше существо, но все же у меня не возникает чувство удивления от того, что я вижу, чувствую и узнаю в них. В глубинах вашего сердца мне все знакомо так же, как у себя дома».

Католики уже давно привыкли исповедоваться в своих грехах, а американцам-нонконформистам было свойственно обращаться к собственной душе перед Богом, порой представляя свидетельства о своем духовном прогрессе перед всей конгрегацией. Романтическое движение, начавшееся в самом конце XVIII века (см. главу 4), противопоставляло социальным условностям, общественным нравам и предписанному этикету «истинные» мысли, личные страсти и неподдельную искренность. Для авторов любовных писем XIX века стало обязательным моментом размышлять о своем внутреннем «я» и выражать его, культивировать свою особую индивидуальность, чтобы доверить ее другому человеку. Частью ритуалов ухаживания стали поцелуи и ласки, поскольку секс тоже понимался в качестве одного из аспектов самораскрытия как тела, так и души.

Несмотря на то что влюбленные раскрывались в отношениях полностью, им — в особенности мужчинам-ухажерам — часто требовалось пройти дополнительные испытания, чтобы доказать свою непоколебимую привязанность. В некотором смысле эти испытания замещали практику принятия решения родителями: сомнения женщин по поводу их «свободного» выбора устранялись путем возникновения серьезных препятствий, которые следовало мужественно преодолеть. Например, даже после того, как Вайолет Блэр излила Альберту свое сердце, она все же подвергла возлюбленного чрезвычайным испытаниям, в какой-то момент сделав вид, что у него есть соперник, в другой раз «вроде бы» прервав их взаимные ухаживания, а в третий — дав Альберту повод сделать это самому. Несмотря на то что Альберт весьма умело справлялся с этими испытаниями, Вайолет предвидела грядущие неприятности, признаваясь в письме: «Что за злосчастная буква М, с которой начинаются медицина, мученичество, мертвечина и матримониальные связи!»

Вайолет очень хорошо знала, что, как только пара вступает в брак, обязательства по ухаживанию, как правило, заканчиваются, поскольку каждый из супругов берет на себя предписанные им гендерные роли: мужчины преуспевают в общественной жизни вне дома, а женщины следят за домашним очагом. Большинство супругов старались проводить различия между романтическими волнениями и устоявшимся течением супружеской жизни, но это автоматически не приводило к удовлетворенности. В целом, пока мужчины купались в лучах семейного счастья, наслаждаясь «своим милым маленьким домом», женщины, как правило, стремились к тому, что по определению обещали ритуалы ухаживания, — к партнерскому браку, в котором два человека, раскрыв друг другу душу, становились компаньонами в общем предприятии, которое приносило удовольствие обоим супругам. Однако случалось такое редко.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги