Читаем Любовь: история в пяти фантазиях полностью

В следующем, более суровом столетии Казанова был бы если не освистан, то подвергнут цензуре. В Европе наступила эпоха Меттерниха, реставрации французской монархии, промышленной революции и викторианства, а в Соединенных Штатах растущее беспокойство по поводу «добропорядочности» и «разрушения морали» привело к ряду судебных процессов. Можно вспомнить, например, иск, поданный в 1815 году штатом Пенсильвания против некоего Джесси Шарплесса и других лиц за демонстрацию «развратной, порочной, скандальной, позорной и непристойной картины» нескольким молодым людям с намерением «растлить и разрушить» их мораль, «пробудить и создать в их умах чрезмерные и похотливые желания»[210]. В XIX веке под категорию «порнография» стало подводиться все предназначенное для сексуального возбуждения и «взывающее к похотливым интересам» без какой-либо другой задачи[211]. Однако порнография совершенно неравнозначна ненасытной любви, ее целью является просто сексуальная стимуляция.

Любовь до гроба

В то самое время, когда порнография стала подвергаться осуждению со ссылкой на «добропорядочность», любовь была «одомашнена». Недостатка в романах, сексе и браках не наблюдалось и в XIX веке, но восхвалялся только брак — или его симулякр: любовь, которая длится всю жизнь. «Читатель, я стала его женой», — так начинает Шарлотта Бронте короткую последнюю главу романа «Джейн Эйр» (1847). Брак рассматривался как счастливая кульминация всех предшествующих событий.

Ненасытная любовь по большей части исчезла, заглушенная порнографией, с одной стороны, и супружеской любовью — с другой. Правда, в романе Льва Толстого «Анна Каренина» (1878) Алексей Вронский поначалу изображается как дамский угодник, но все меняется, когда он встречает Анну. После этого их жизнью управляет любовь, а заканчивается эта история, когда Анна бросается под поезд, уверенная, что Вронский больше ее не любит. Беззаботный Казанова — или, если уж на то пошло, Гёте, Байрон и Тереза — остались в прошлом: в аналогичной ситуации, утратив любимого человека, они бы просто проронили слезу и продолжили свой путь. Однако Анна оказалась на это неспособна — впрочем, как и Вронский: после ее самоубийства он тоже ищет смерти, записавшись добровольцем на войну с турками в Сербии.

Отдельные главы романа Стендаля «Красное и черное» (1830) предваряют эпиграфы из «Дон Жуана» Байрона, и читателю может показаться, что его ждет знакомство с еще одним персонажем из галереи великих соблазнителей. Как бы не так! У героя Стендаля Жюльена Сореля случается всего два любовных романа. Рожденный в бедности, чувствительный, амбициозный и любящий читать, он делает своим кумиром Наполеона, потерпевшего поражение при Ватерлоо. Жюльен пытается идти вперед, и, хотя в какой-то момент он понимает, что «красное» славной войны уступило место «черному» антиреволюционному страху, мелкому лицемерию, коварству, отступничеству и разработке детальных планов, ему так и не удается полностью приспособиться к реалиям жизни. В глубине души Жюльен презирает современное ему общество, возмущается очернением людей своего социального происхождения и хочет возвыситься как человек исключительной чести, долга и славы. Свои любовные дела, как и другие поступки, он организует как небольшие сражения, планируя дальнейшие ходы. Но бывает ли он когда-нибудь самим собой? Вовсе нет — он всегда играет роль: «Он боялся, что потом будет горько сожалеть, что навсегда уронил себя в собственных глазах, если хоть немножко отступит от того идеала, который он сам для себя выдумал. Короче говоря, как раз то, что делало Жюльена существом высшего порядка, и мешало ему вкушать счастье, которое само шло ему в руки»[212].

Тем временем во второй любовной победе Жюльена, над Матильдой де Ла-Моль, разыгрывается совершенно иная фантазия, основанная на страстной любви королевы Маргариты Наваррской (ум. в 1549 году), от которой вела свое происхождение Матильда. В истории, которую она рассказывает сама себе, любовь королевы была настолько сильна, что после того, как ее возлюбленного обезглавили, она «взяла эту голову, села в свою карету… и собственноручно похоронила ее».

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги