Любовь к истории питая

У Малышкина очень большая биография: участник войны, перекопских схваток, Горький назвал его «совестью нашей литературы». Читал романы «Севастополь», «Люди из захолустья». Я понимал, что это для меня недосягаемая мечта.

Нетрудно заметить, что любимыми писателями Валентина Пикуля стали люди с яркими судьбами, личности мужественные, героические, свято преданные правде. Люди, вызывающие преклонение, восхищение, завораживающие богатством и причудливой красотой своего внутреннего мира. И — разностью своей, неповторимостью.

В первом романе В. Пикуля «Океанский патруль» есть один необычный персонаж. Кандидат биологических наук Ирина Павловна Рябинина в поисках шкипера для шхуны неожиданно встречается с 64-летним Антипом Денисовичем Сорокоумовым.

«…Каково же было ее удивление, когда она увидела маленького седобородого старичка в заплатанной кацавейке с хитро бегающими лукавыми глазками. Домашний шерстяной колпак покрывал его маленькую головку, и от этого казалось, что старичок — волшебный гном из детской сказки. Но что сразу поразило Рябинину, так это лицо мастера и капитана: чистое, румяное, как у ребенка, оно не имело ни одной даже самой мельчайшей морщинки.

Сорокоумов пригласил гостью к столу, где шипел самовар, горкой лежали пышные «челноки» с крупяной начинкой, а в миске была «кирилка» — кушанье коренных поморов, состоящее из смеси ягод, рыбы, молока и ворвани.

Ирина, еще не совсем веря, что перед нею сидит человек, построивший шхуну, осторожно спросила — не сможет ли он показать чертежи. Она уже не решалась просить большего, ей хотелось узнать хотя бы схему расположения рангоута и такелажа.

Антип Денисович неожиданно рассмеялся ядовитым смешком:

— Чертежи на снегу были, а ручьи побежали да смыли. Так и строили ладью на глазок.

— А сколько же лет плавает ваша шхуна?

— Да уж теперь, кажись, на тридцать вторую воду пойдет. И еще столько же просидит в воде, дочка. Больно уж лес добрый!

Звонко прихлебывая чай с блюдечка, он улыбался.

Ирина Павловна поняла, что с этим стариком надо держать ухо востро, и решила идти напрямик.

— Антип Денисович, — сказала она, — без вас ничего не ладится. Способны ли вы повести шхуну в море?

Ее поразила та легкость, с которой он дал согласие:

— Море — это горе, а без него, кажись, вдвое. Я поведу шхуну, тем более, карман хоть вывороти, словно в нем Мамай войной ходил.

— Вы подумайте, — осторожно вставила Ирина Павловна.

Сорокоумов обиделся:

— Сказываем слово, так стало — не врем, дочка.

— Но вы даже не спросили, куда идет шхуна.

— А мне хоть на кудыкало. Есть Спас и за Грумантом.

— В Спаса не разучились верить?

— По мне, так в кого хочешь верь. Все равно: спереди — море, позади — горе, справа — мох, слева — ох, одна надежда — бог!..»

А далее Сорокоумов стал балагурить, спрашивая, какой самый страшный зверь на Севере? Какого дерева нет в наших краях? Где баян изобрели? Как медведи в воду влезают?

Давайте-ка вспомним занятного старичка, встреченного некогда Валей на берегу Двины. Познакомился он тогда с архангельским сказочником Степаном Григорьевичем Писаховым (1879–1960), о котором писатель В. Г. Лидин говорил: «Степан Григорьевич Писахов был поистине душой Севера: он знал его палитру, его музыкальную гамму, его говор, лукавство народной речи, мужественный склад помора — все, что составляет самую глубокую природу северного края».

Ценность сказок Писахова была в жанровой самородности героя — жителя деревни Уйма — Сени Малины. Язык Писахова — кладовая великорусской северной речи, сокровищница народных языковых жемчужин.

Там, в Архангельске, услышал В. Пикуль впервые поморскую сказку-быль:

— «…А царь поглядывает, ус покручивает, думку думает. Но не знает, что корабли эти жаждут трюмы заполнить морожеными песнями, — сказал это старичок и хитро поглядывает на мальчишку.

— Песнями?! — удивился Валя Пикуль. — Морожеными?!

— Ими самыми, — неторопливо проговорил сказочник и повел рассказ дальше…