Любовь к литературе

Но было в глазах у собаки лукавство, какое-то превосходство надо мной. Как будто она ухмылялась и знала, что ждут меня беды. Она была сахалинской собакой, островитянкой, а я приехал сюда в первый раз. Она отбежала немного и еще обернулась взглянуть на меня. Глаз у собаки был весел, нахален. Казалось, сейчас она мне подмигнет, мол, приехал на остров — теперь держись.

Мне стало не по себе от встречи с умной большой сахалинской собакой. Таких собак я больше никогда не встречал. Она была совсем непохожа на наших трусливых дворняжек-подлиз, на скучных овчаров в намордниках, на пойнтеров-дармоедов, на брыластых бульдогов, на помытых в тазу спаниелей. С чем предстояло мне тут еще повстречаться? Что уготовили для меня сахалинские снежные долы и океан?..

Собака меня немножко смутила, но я, конечно, вскорости про нее забыл. Я шел по главному городу острова Сахалина, и никто меня тут не знал. Над моей головой краснела неопавшая осенью и зимой, не склеванная дроздами рябина. Кое-какие гроздья упали и обагрили свежий, синеющий снег. По снегу ступали в больших ботинках мальчишки, парни, мужчины и девушки. Они несли на плечах окованные железом лыжи для слалома и прыжков с трамплина...

Я пересек весь город Южно-Сахалинск и удивлялся людям, которые сели в автобус. Ну, для чего было ехать в этом железном футляре? Идти по городу было ясно, свежо, необычно. И главное — близко к лесу. Лес начинался с парка. Нужно было войти за ограду. Миновать крылечко, ведущее к ресторану «Спорт», потом миновать портреты известных на Сахалине людей, диаграммы роста за пятилетку — и тогда начинался лес. Парк огорожен был только с одной стороны — с фасада. Его дорожки, аллеи, главный проспект прямехонько приводили в тайгу и там кончались под ненарушенным снегом.

Тайга состояла из медностволых лиственниц, елей, берез и черемух. Она поднималась по горному склону над парком, над городом, без помех доходила до берега океана.

Я проглатывал хвойный снежный воздух тайги, он холодил мне горло и наполнял немыслимой храбростью сердце. Я думал, что нужно мне весь Сахалин облазить, объездить, обжить, а потом еще сплавать в Охотское море и в океан.

Я назначил себе начало похода на понедельник, а пока что пошел поглядеть на прыжки с трамплина. Дорога была облита спелым мартовским солнцем. По ней поднимались автомобили со снедью и лимонадом, автобусы, пешие лыжники и такси.

Я двигался по дороге вместе со всем народом, потом отставал от него и смотрел на следы соболей и зайчишек. Таежные звери в ночное время отчаянно порскали через дорогу, а днем позатихли неведомо где.

Я себя пожурил: надо было мне с детства заняться прыжками с трамплина. Тогда бы я нес на плече две тяжелые лыжи и уважал бы себя и был бы главным лицом на горе.

Но даже без лыж и пешком идти мимо лиственниц и соболиных следов мне было отрадно. Я улыбался и пел про себя.

Большая, ничья, грубошерстная, рыжая, серая псина явилась вдруг на дороге. Она догоняла меня. Она приблизила морду к снегу, как будто нюхала след, и ощетинила шерсть на холке. Она бежала краем дороги, я отступил к середине, в толпу. Я смотрел на нее с интересом и даже с испугом. Она была ростом с телка. Она пробежала и оглянулась. Мы испытующе посмотрели друг другу в глаза, мы были знакомы с большой собакой.

Никто на целом острове Сахалине про это не знал.

Собака пустилась вместе со всем народом смотреть на прыжки с трамплина.

Трамплин виднелся на очень высокой, сплошь белой горе. Гора подымалась отвесно и голо над лесом и каменным зданием станции «Горный воздух». Вершина горы была объята голубым небосводом, и вблизи от нее витали белые легкие облака.

Прыгуны залезали к вершине, к облакам по снежному крутогору. Наверху они собирались с духом, сгибали ноги в коленях и ухали вниз.

Из самого поднебесья катились круглые катыши. На трамплине лыжники распрямлялись и вырастали, они махали руками, как галки, летели, им было страшно — и страшно за них. Они убыстряли свой лёт, на глазах тяжелели, шлепали лыжами в гору. Многие рушились навзничь от силы удара, но все оживали, с удивлением обретали себя — и снова лезли на гору попробовать прыгнуть еще.

Сахалинские юноши прыгали рьяно, но пролететь до подножия горы никто не умел. Отваги хватало, но тело и лыжи болтались в полете и руки махали не в лад.

Все говорили о лыжнике Хон Сок Дине. Все ждали его прыжка.

Я видел, собака тоже сидела недалеко от горы, ждала. Она убегала и возвращалась на старое место, поднимала морду, смотрела внимательным глазом, как рушатся сверху люди...

Хон Сок Дин подымался на гору, все говорили: «Он может! Допрыгнет!»

Он был смуглый, прямой и жесткий, как прут лозняка, в синей вязаной шапке с помпоном.

Хон Сок Дин разогнался вверху, взлетел над трамплином, протянул свое точное тело вдоль лыж, просвистел, как ракета. Всех обдало снежной пылью, все качнулись вслед прирожденному летуну...

Хон Сок Дин пролетел по воздуху до подошвы горы, ударил лыжами в скат и съехал, красиво раскинув руки. Он занял первое место.