Любовь как сладкий полусон

Незримый поединок характеров продолжался до очередного воя неведомой дворняги и завершился победой сильного пола. Стелла неслышно отворила двери, высунула голову из сеней и удостоверилась, что упрямец по-прежнему недвижим, подобно знаменитому изваянию Родена «Мыслитель», только сражённому навечно.

Она вернулась к строптивцу и притронулась к его горячей и запухшей щеке своей прохладной ладошкой. Поскольку тот на подобные проявления компромисса никоим образом не отзывался, девушка наклонилась, взяла бусы и пошла на попятную:

– До чего же ты, Юра, противный! Но я не могу на тебя злиться: ты же мой рыцарь. Хорошо, я принимаю твой…оберег, но с одним условием.

– Каким? – «воскрес» тот, поворачивая голову и открывая глаза.

– Прежде встань, пожалуйста. Я же с человеком разговариваю.

– Уже, – проговорил Кондрашов, вскакивая.

– Слушай меня, – наставительно сказала Кораблёва. – Я принимаю твою любезность. Спасибо. Мне очень-очень приятно. Однако ты тоже берёшь на себя обязательство принять от меня ответный подарок. И до тех пор я стану хранить бусы, но носить не буду. Идёт?

– Идёт! – просиял провожатый.

– Я забыла, ты за какую команду болеешь?

– За ЦСКА…А что?

– Ничего. Это моя тайна, – со значением сказала студентка. – Помоги мне, пожалуйста, снять шубу.

Юноша принял дедушкин тулуп, и стоял перед девушкой, сияя глуповатой и счастливой улыбкой.

– Наклонись ко мне, – попросила его та. – Я воротник твоей курточки поправлю.

И стоило Кондрашову послушно склониться, Стелла бережно прикоснулась губами к его подбитому глазу.

9

Домой Юрий не возвращался, а летел, подобно херувиму паря над Замараевкой и напевая про сказочную девушку Олесю, что живёт в белорусском Полесье.

– Проводил? – встретила его вопросом Лидия Николаевна, сидя на диване и штопая дыру на Венькиных штанах.

– Ага! – вдохновенно ответил ей сын, и плюхнулся рядом с ней.

– Осторожно! – вскрикнула его мама. – …О-о-х-х, как ты меня напугал…Чуть на иголки не сел!

– Чуть-чуть не считается, – беззаботно отмахнулся Кондрашов.

– Ты, милый мой сыночек, учти, – назидательно принялась вразумлять его Лидия Николаевна, – что надо быть осмотрительнее. В жизни ведь можно уколоться – и гораздо больнее – вовсе не о швейную иголку.

– Мам, на что ты намекаешь? – вдохновлённый прогулкой, дурачась, отвечал ей тот. – Я ничего не соображаю. Ни-че-го!

– То-то и оно, – нахмурилась его многоопытная собеседница. – Извини меня, Юрочка, что я вторгаюсь в деликатную сферу, но я, как-никак, твоя мама…Меня очень беспокоит твоя увлечённость Стеллой. Любовь, бесспорно, прекрасное чувство, но…

– Ты что-то имеешь против?

– В такой ситуации бесполезно иметь «за» или «против». Это не решается голосованием. Я боюсь отрицательных последствий.

– Мама, о чём ты толкуешь? Какие последствия? Я же не позволю чего-то дурного по отношению к Стелле.

– Речь не столько о ней, сколько о тебе. О неизбежно ждущих тебя разочарованиях.

– Ха! Ты допускаешь, что я разочаруюсь в…в этом потрясающем человеке?!

– Мне страшно за твои иллюзии. Я предвижу, что по окончании практики она уедет, а тебя…а тебя погребут осколки несбывшейся мечты.

– Ещё чего! Я буду приезжать в Среднегорск. Я поступлю в

университет…

– Юра! – пресекла его рассуждения Лидия Николаевна. – Вы разного поля ягоды. И по возрасту. И по социальному положению…

– Ерунда! – парировал её доводы тот. – Любви все возрасты покорны. Что до моего …кгм…статуса, то меня могут взять в команду мастеров. Я же был на просмотре. Конечно, у меня хромает видение поля, но я над этим работаю. Зато у меня скорость – ого-го-го! А там получу высшее образование и…

– Юра! – обессилено отложила иголку его мама. – Я не поверю…Откровенно скажу: я не допускаю, чтобы такая завидная молодая женщина не имела…как это нынче говорят…Спонсора?

– У тебя есть что-то конкретное? – насторожился юноша.

И черты его лица заострились как мордашка у лайки, когда та делает «стойку» перед загнанной на дерево белкой.

– Я…я ненавязчиво навела в бухгалтерии справки про неё. За Стеллой в Среднегорске ухаживает богатый мужчина. Он ей звонит. Как-то подъезжал к конторе на иномарке. Но она не приняла его…

– Мама! – нахмурился Кондрашов. – Ты наводишь справки, слушаешь старых сплетниц…

– Юра, – уже не могла остановиться Лидия Николаевна, – прости меня, но поговаривают…

– Мама! – вскочив с дивана, вспылил сын. – Ты чего, как Кропот!…Сплетни собираешь!

И он рассерженной походкой удалился в свою комнату. Вскоре оттуда донёсся напев: «Олеся! Олеся! Оле-е-е-ся!» Однако теперь голос вокалиста звучал надтреснуто и в озадаченной тональности.

Глава пятая

1

Нина Самохина сидела за письменным столом в своей комнате и, усердно обводя кончиком язычка губы, старательно изменяла свой почерк. Она корпела над посланием, адресованным Хорину Эдуарду.