Любовь как сладкий полусон

– Любовь? – в отличие от него, наоборот, вздохнула и задумалась женщина. – Любовь…Сложный вопрос, Юрочка. Ведь на неё нет эталона, как на килограмм, который хранится в Париже в палате мер и весов. Чтобы каждый мог взять свою страсть и сверить с идеалом. Приложил, сопоставил, и готово: да, это любовь. У всякого любовь особенная. И не обязательно высокая и благородная, чистая и прекрасная. Возьми Аксинью и Григория из «Тихого Дона» – чего только меж ними ни было…Чувства способны и вознести высоко-высоко, и уронить низко-низко. И смешной любовь тоже бывает, и бестолковой, и преступной…

– А как у вас с папой?

– У меня от встреч с ним рождалось ощущение радости и доброты. Он ведь очень человечный, но до сих пор по-мальчишески отчаянный. Потому и угодил в переплёт, непутёвый наш…Слов нет, конечно же, надо было правду отстаивать…Но…не совсем так…Так ведь именно он за девочку заступился! За справедливость я его и полюбила…

– И я – тоже! – горячо поддержал Лидию Николаевну сын.

– Ты знаешь что, Юрочка? – блеснули слезинки страданий в глазах его мамы. – Запомни, что изначально какие зёрнышки заронят влюблённые, как их лелеять станут, такие цветочки и вызреют. А цветочки наши с папой – наши дети. Вы с Веней. Потому ты, пожалуйста, будь умницей и не делай глупостей. Постарайся оправдать нашу любовь.

7

Вечером следующих суток, возвращаясь с очередной трудовой вахты, Кондрашов однозначно настроился на то, что уж сегодня-то, хотя бы на пару минут, но он непременно нанесёт визит Стелле. И плевал он с высокой колокольни на запреты Марины!

Однако, молодой человек предполагает, а Господь – располагает. И длань божьего промысла расставила фигуры в шахматной игре, именуемой жизнь, по собственному усмотрению. И разыграла не ту партию, что выбрал юный гроссмейстер.

Войдя во двор дома, молодой тракторист, подобно добротно обученной лайке, моментально распознал обожаемый им и отдающий дымком банный запах. «Чудно! – рассудил он. – Нынче среда, до субботы – три дня, а мама баню истопила. Чудно!»

Он взбежал по ступенькам крыльца, миновал сени, отворил утеплённую входную дверь и из прихожей тотчас разглядел, что в уютной кухоньке, расположившись за столом, о чём-то увлечённо беседуют его мама и…Стелла. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!», – вихрем пронеслось у него в мозгу. И паренёк изваянием застыл у порога.

– Здравствуйте, Юрий Дмитриевич! – с неуловимой смешинкой приветствовала его Лидия Николаевна. – Не стесняйтесь, проходите и не чувствуйте себя гостем.

– Здравствуй, Юра! – тепло произнесла Стелла, и точно своей ласковой прохладной ладошкой прошлась по его вихрастой макушке.

И обе женщины дружно и сдержанно засмеялись, безобидно потешаясь над уморительным видом «пришельца».

– Добрый день…То есть, добрый вечер! – растерянно пролепетал тот. – Так ведь …Вроде бы должны…А, ну да, понятно, – меж тем ничего не понимая, невнятно забормотал он.

– Юрочка, ты не возражаешь, если мы посекретничаем? – спросила у него мама.

– Ноу проблем! – ответил ей сын.

И Кондрашов, сняв верхнюю одежду, удалился в ребячью комнату. Оттуда он, вопреки собственным убеждениям, поневоле прислушивался к обрывкам диалога, глухо доносившегося через стену. Но ему не удалось что-либо разобрать.

Вскоре Лидия Николаевна из кухни прошла в гостиную, достала из шифоньера бельё, а затем из прихожей крикнула сыну: «Юра, мы скоро будем. Не теряй нас». Кондрашов услышал, как хлопнула входная дверь, и заскрипели ступеньки крылечка.

Юноша выключил электрический свет в комнате мальчиков и прильнул к окну. В темноте двора наблюдатель различил два женских силуэта, скрывшихся в предбаннике.

По ступенькам крыльца вновь забарабанили чьи-то ноги. По дробному и чёткому стуку Кондрашов опознал младшего брата. Так и есть, то оказался Венька. Братишка примчался с мороза запыхавшийся и румяный, держа при себе две литровые банки с вареньем.

– Откуда, дружище? – с мальчишеской подковыркой встретил его старший.

– Из лесу, вестимо, – степенно отвечал Вениамин, демонстрируя, что с русской литературной классикой он на короткой ноге. – Да в погреб лазил. Мама за вареньем из малины и черноплодной рябины посылала.

– Зачем?

– Стеллу угостить.

– Ты что, её знаешь?

– Ага. Мама познакомила. Клёвая барышня! Они давно сидят. Чё-то шушукались.

– О чём?

– Да разве ж у женщин выведаешь! – снисходительно и поучительно растолковал брату Венька. – Они ж хитрые. В твоём возрасте пора бы уж знать. Ладно, пойду уроки учить.

– Иди, – проворчал старший брат.

Кондрашов умылся, наскоро перекусил и взял книжку. Не читалось. Подспудно он прислушивался к тому, когда же опять раздадутся шаги, возвещающие о возвращении женщин. Понемногу от домашнего уюта его разморило, и он не заметил, как задремал.