Любовь холоднее смерти

«Но я мыслю, значит – живу, – вяло думала она. Только это еще и поддерживало в ней уверенность, что до смертного часа далеко. – Я все еще живу, и он живет – я чувствую. Наверху буря, наверху ночь сочельника, а здесь нет ни ветра, ни времени. Здесь только мы, и мы должны ждать, когда кто-нибудь придет за нами. Нас спасут. Обязательно спасут».

И тут ей пришла в голову жуткая мысль, от которой едва не остановилось сердце. «А если я ошиблась?! Если Эдвин в самом деле был убит?! Если то, что лежит рядом со мной, – не человек в каталептическом сне, а мертвец, остаток человека?! С чего я взяла, что Эдвин выжил? Как я могла быть такой легкомысленной? Умнейшие люди до меня разгадывали тайну Эдвина Друда, и у них не было сходства во взглядах на этот счет! Кто говорил – ‘‘умер’’, кто – ‘‘жив’’, но к единому мнению так и не пришли! О боже, а вдруг правы те, кто считали его погибшим? Что я наделала? Я спустилась за ним в подземелье, я осталась с ним, чтобы дожидаться появления Дёрдлса, который нас освободит… Но Дёрдлс, если даже появится, пройдет мимо склепа, не стукнув в стену молотком. Он не поймет, что в склепе кое-что добавилось, он пойдет чинить крышу собора, поднимется к свету, к воздуху, к солнцу… А мы останемся здесь, и вскоре я стану такой же мертвой, как он!»

И тут, как будто в ответ на ее отчаянные мысли, она услышала новый звук. Не вой, не «призрак крика» – это был живой, пытливый стук в каменную стену.

«Он пришел! Пришел! Сейчас отопрет и спасет меня! Нас! Я все-таки была права!»

Стук придал ей силы, и девушка открыла глаза. Было все еще очень темно, но теперь она начинала кое-что различать, как будто в темноту откуда-то проникали слабые лучи света. Снова обозначились серый прямоугольник окна, мутное зеркальное пятно на дверце шкафа, потолок… Стук повторился, но уже затихая, исчезая в ночной тишине.

Лида села и медленно растерла себе виски. Руки были ледяными, будто закоченевшими. В комнате и впрямь было очень холодно – отправляясь сегодня на прогулку, она оставила форточку открытой настежь, чтобы проветрить комнату к своему возвращению. С тех пор она ее не закрыла, и комната совершенно выстудилась.

«Опять кошмар, опять склеп! Когда же это кончится! Опять Эдвин, но какой он был страшный! Мертвый! Боже мой, зачем я согласилась дописывать этот роман! Теперь мне снятся такие жуткие сны!»

Она взглянула на часики и обнаружила, что проспала почти до полуночи. Выбралась из постели и машинально ее оправила. В голове все еще кружились обрывки кошмара, Лида вздрагивала и озиралась, будто каждую секунду могла провалиться обратно в свой сон – как в болото. Реальность казалась ей обманчиво-безопасной, будто безобидный травяной ковер, скрывающий под собой ледяную черную трясину снов.

«Это уже неврастения какая-то. – Она яростно расчесала спутавшиеся кудри и погрозила себе пальцем в зеркале. – Не сметь! Все и так наперекосяк, не хватало еще рехнуться для полного счастья! Не можешь нормально спать – пей валерьянку. Иначе, когда Алеша вернется, он найдет меня в смирительной рубашке, с идиотской улыбкой, и говорить я буду исключительно об Эдвине Друде».

Девушка закрыла форточку, но этого явно оказалось недостаточно. Батареи все еще грели слабо, комната была большой, потолки высокими, и чтобы прогрелся такой объем воздуха, должно было пройти несколько часов. Тогда она поступила так, как делала прежде, – отворила дверь в коридор, чтобы струи теплого и холодного воздуха перемешивались быстрее.

«Хорошо бы еще включить газ на кухне, – подумала она, прислушиваясь к уже привычной тишине. – Тогда тепло оттуда пойдет прямо ко мне. А почему бы и не включить? Хозяйка не будет против, она же спит. И потом, сколько газа ни жги – платить все равно будешь одинаково».

Лида потихоньку сходила на кухню, включила все четыре конфорки на плите, на одну поставила чайник. Заодно зажгла свет в коридоре и на кухне – после приснившегося кошмара ей хотелось, чтобы вокруг было как можно светлее. Чего бы она ни отдала в том склепе за электрическую лампочку! «И вообще, скорей бы наступило утро. Я больше спать не лягу, ни за что! Буду работать или читать. А выспаться можно и после лекций, подумаешь…»

Никогда еще сон не пугал ее до такой степени. Он был чересчур достоверен, чтобы немедленно забыть его, отмахнуться, как от простого кошмара. Лида то и дело вздрагивала и потряхивала головой, отгоняя неприятные воспоминания.

«Не хочу, не буду вспоминать! Не могу, не обязана! Ох, как все-таки хорошо, что к нам постучался Дёрдлс! Быть погребенным заживо – это уже не Диккенс, это Эдгар По, а за него я дописывать не нанималась! Но до чего реальный был стук! Я бы поклялась, что он мне не снился! Может, я все-таки заорала во сне, и Вера Сергеевна постучала в стенку?»

И тут Лида замерла, остановившись посреди кухни, не замечая вскипевшего чайника, который все чаще и сердитей побрякивал крышкой. Она нахмурилась, и если бы ее в эту минуту видел Алеша, он бы непременно сказал, что такое упрямое лицо ей не идет.