Любовь холоднее смерти

«Навестить. Он не думает о Жюле как о мертвом. Он не может… И я не могу. Что бы ни случилось – я не смогу. А ведь Алеша был для меня не так близок. Братья росли вместе, вместе жили, любили, писали. А что мы? Я встретила его, когда поступила на первый курс. Теперь, когда я учусь на пятом, его уже нет рядом со мной. И что такого необычного в нашей истории? Такое случается сплошь да рядом и даже не считается трагедией. Я даже не смогу потом сказать, что мы были вместе все время, пока я училась. И все-таки… Все-таки мне страшно тяжело».

Ей как будто послышался голос хозяйки: «А что бы ты предпочла – чтобы он удрал или с ним что-то случилось?»

«Чтобы он удрал, – повторила про себя Лида. – Пусть случится все, что угодно, лишь бы он был жив».

Она снова взяла книгу и прочла: «В какие-то минуты мысль о его смерти улетучивается из моего сознания. Сегодня вечером, читая в ‘‘Паризьен’’ статью, содержащую нападки на нас с точки зрения религии, я поймал себя на том, что думаю: ‘‘Ага, надо рассказать об этом Жюлю’’.

«Господи, как это, должно быть, больно! Да что там – ‘‘должно быть’’! Я уже и сама это знаю. Сегодня, когда я делала суп из пакетика, то поймала себя на мысли, что Алеше бы такой воскресный обед не понравился. И почти собиралась оправдаться, как вдруг поняла – не перед кем оправдываться, его нет. Нет здесь и, возможно, нет уже нигде. Нет, быть не может!»

Книга была отложена окончательно. Девушка больше не могла читать и лежала в сумерках, выключив даже ночник. После вчерашних кошмаров красный тусклый огонек ее пугал. Гораздо лучше казалось просто лежать в темноте, слушая звенящую тишину под потолком, и пытаться ни о чем не думать.

Умиротворенная тишина длилась недолго – Лида испуганно приподнялась, услышав стук в дверь.

– Да?!

– Ты уверена, что мы все убрали?

Вера Сергеевна не вошла, она говорила из коридора, слегка приоткрыв дверь. Ее темный силуэт четко рисовался в светлой щели. «Я снова не заперлась, – поняла Лида. – Нужно запираться, и обязательно на задвижку, чтобы нельзя было открыть ключом снаружи!»

– Я убрала все, что вы велели, – сдержанно ответила она.

– Все те вещи?

– Все те… которые вы показали.

– Ладно.

Это было последнее, что та сказала. Дверь закрылась, шаги удалились в сторону кухни, потом вернулись и стихли. Стукнула закрываемая дверь хозяйской комнаты. Лида лежала, криво запахнувшись краем покрывала, и снова начинала дремать. Она так устала, что ей было лень встать и раздеться.

«Я не выспалась, да еще пришлось таскать эти дурацкие узлы… Один велосипед чего стоил – всю ногу мне исколотил! Обязательно нужно поспать. Прямо сейчас, пусть еще рано. Как сейчас быстро темнеет… Скоро зима. Да нет, уже можно сказать, что настала зима. Алеша всегда говорил, что в Москве слишком холодно, что ему тут плохо и не хватает солнца. И что люди здесь совсем другие – слишком мрачные, слишком серьезные. На юге, дескать, все иначе… Зачем же он оставался в Москве? Только из-за меня. Он оставался из-за меня. Не было других причин, чтобы терпеть столько неудобств. Дома, в Ростове, ему было бы куда лучше. В кругу семьи, рядом с любимыми и любящими его людьми, в привычном шуме-гаме… До чего пронзительный голос у его сестры! Он и сам сперва так кричал, я его с трудом отучила от этой базарной привычки. Мать и отец, замужние сестры, племянники… И он был бы счастлив среди них – как же, герой, король, единственный сын. А что было у него здесь? Эти съемные комнаты – одна за другой, неуютные, дорогие, тесные. Одна работа за другой – и все ему были не по душе, и везде платили так мало, что это можно было счесть оскорблением. А я? Чем была для него я? Понимала ли я его? Не знаю. Сейчас думаю, что не понимала, раз он ушел, а у меня до сих пор нет объяснений этому… Сегодня я пошла навестить его после первой ночи, которую он провел под землей… Я пошла…»

Она не разделась, прежде чем прилечь, и теперь была несказанно удивлена тому, что оказалась босиком и в ночной рубашке. Ноги сразу заледенели от каменных влажных плит, по которым она ступала – медленно, осторожно, будто лунатик. В руке у нее было несколько ключей.

«Один – от чулана, – подумала Лида. – Нет, от погреба. Все не то! От склепа, да, это же ключ от склепа! Джаспер держал ключи от склепов и позвякивал ими один о другой, чтобы позже по звуку выбрать нужный… Чтобы сразу определить, какой именно ключ отпирает нужный склеп. Он сделал себе камертон из этих ключей. У него был абсолютный слух, и он мог рассчитывать на это, когда придет время. Никто не сомневается в этой сцене. Никто. Один ключ, только один ключ был ему нужен, и он его нашел».

Ключи оттягивали ей пальцы, она крепче сжала их в кулаке, чтобы не уронить. В подземелье было так темно, что Лида ничего не различала. Темнота была плотной, почти материальной. Девушке начинало казаться, что она переступает ногами на одном месте, никуда не двигаясь.