Дело в том, что вскоре после приезда монгольской принцессы в Корё юаньский двор отправил в Кэгён знаменитого лекаря в помощь супругам. Звали лекаря Ён Токсин, а эликсир, который он приготовил для корёского государя, имел название
– Крестьяне собираются сеять рис, а королевская семья отправляется на охоту и доставляет простым людям еще больше забот. Неужели гора мертвых туш того стоит?
Обычно королева не стеснялась в выражениях. Чем больше нравилось вану какое-то дело, тем больше яда таилось в ее словах. Прозвучавший упрек был продиктован лишь желанием пристыдить мужа: забота о простых людях никогда не интересовала королеву.
Осознавая всю фальшь ее замечания, ван апатично спросил:
– Вы считаете меня тираном, моя дорогая?
– Мой упрек обращен не к вам, а к тем, кто побуждает вас к подобным поступкам. Где взять денег, чтобы оплатить этот великий поход?
Она бросила испепеляющий взгляд на Ёнъин-бэка, и тот сжался в седле. Ван усмехнулся:
– Если вас так волнует участь простых людей, есть способ себя проявить. Я слышал, что по совету Ёнъин-бэка вы с немалой выгодой продали кедровые орехи и женьшень в южной части города. Говорят, что люди, которые их привезли, были наказаны за сбор урожая, который они не выращивали. Если вы проявите к ним милосердие, Будда запомнит вашу доброту.
Слова вана королева восприняла как оскорбление, и в ее глазах зажегся недобрый огонек.
– Вы хотите сказать, что я наживаюсь за чужой счет?
– Почему вы так подумали, моя дорогая? Я же знаю, как вы заботитесь о наших подданных. Вспомнить хотя бы, как вы взяли на себя попечение о трехстах рабах Кванпхён-гона, подумав, что ему слишком тяжело держать на своих землях столько людей; или как приютили мастерицу, ткавшую белую ткань для монастыря, и позволили ей работать на вас.
От неожиданности королева не сразу нашлась с ответом, ее губы задрожали.
Кванпхён-гон Ван Хе, муж сестры вана, однажды забрал раба у дальнего родственника королевской семьи. Родственник этого так не оставил и обвинил Кванпхён-гона, и тот, чтобы избежать наказания, заявил, что раб предназначен в дар королеве Вонсон. К тому времени раб уже женился на одной из рабынь и стал частью «семьи» зависимых от Кванпхён-гона людей, которых насчитывалось ни много ни мало три сотни. Когда королева Вонсон узнала об этом деле, она посчитала себя вправе присвоить всех трехсот рабов Кванпхён-гона. В одночасье лишившийся рабочей силы Кванпхён-гон молил о прощении, стоя на коленях перед вратами королевского дворца, но все впустую.
Что до мастерицы, то королева забрала ее во дворец, когда получила от одной монахини в дар прекрасную ткань с красивым узором и выяснила, что соткала ее служанка монахини.
Раз ван упомянул об этих случаях после того, как она его упрекнула, значит, имеет в виду, что она сама обременяет и притесняет подданных. Не зная, как на это ответить, королева сердито фыркнула.
Словно не желая проигрывать, ван тоже с шумом выдохнул воздух. Он мог бы припомнить ей и конфискацию имущества его единокровного брата Сунан-гона Ван Чона, и золотую пагоду из монастыря Хынванса, которую перевезли во дворец королевы, – мог бы, но не стал, так как побаивался скандала.
Некоторое время царственные супруги выражали обоюдное негодование лишь намеренно шумным дыханием.
Слышавший все до последнего слова наследный принц огорченно поджимал губы. Его родители были самыми высокородными людьми Корё, но именно их чаще всего бранили и осуждали простые люди. И, судя по услышанному сейчас разговору, столь мало соответствовавшему статусу и возрасту родителей, подданные имели все основания для недовольства.