«Точно, настоящий гриф-стервятник, что кружились над полем после боя. Вот сейчас ринется и выклюет глаза»! — подумал Ульрих. — «Мы, наверно, все тут стервятники. Ведь Радмила права. Не существует никакой благой цели… Если бы мы несли им только просвещение…это
наша верхушка борется за лучшую жизнь для себя - за счет других».
— Но, господин комтур, во время тяжелой болезни мне явилась прекрасная Дева, и сказала, что теперь моя жизнь принадлежит моей спасительнице. Я не могу не подчиниться святой деве, вы сами сказали, что только она и Господь наш распоряжаются нашими жизнями. И я дал ей обещание, что попрошу гохмейстера Ордена отпустить меня и уйти в свет, чтобы служить моей спасительнице. Вы знаете наш род, господин комтур, не было еще такого случая, чтобы представитель рода фон Эйнштайн не сдержал свое слово. Моя жизнь отныне принадлежит ей! — молодой мужчина прямо смотрел в глаза комтура.
— Вот это новости, брат Ульрих! Ты же находишься на хорошем счету, — удивленно воскликнул комтур. — И тебе полагается большое вознаграждение, помимо того, что тебе уже выделено!
— Брат Фридрих тоже был не на плохом счету, а свое вознаграждение, видимо, получит на дне холодного русского озера. Нет, я твердо решил отказаться от чести быть членом ордена, я дал ей обещание, что уйду в свет! — лицо Ульриха стало каменным.
— Видимо, твоя спасительница очень красива, что ты дал такой обет. Ах, женщины, женщины! Как мудры были отцы-основатели нашего ордена, что внесли в устав статью о целибате. А то наша великая цель распространения истинной веры так бы и осталась лишь бы в планах и мечтах! — и лицо комтура приняло неприятное елейное выражение.
Точнее, наш план захвата чужих земель и обращения населения в бесправных рабов. А ведь они так хорошо живут и без нашего бога!
— Ладно, можешь обратиться к гохмейстеру с просьбой разрешить тебе уйти в мир. Ты, конечно, знаешь, что половина причитающегося тебе имущества отойдет ордену. Второй половиной можешь сам распоряжаться, также и своим земельным наделом. Но тебе еще придется послужить своим братьям, в последний раз. Приказываю тебе принять командование над двадцатью братьями и отправиться в Бранденбургское комтурство, которое изнемогает, отбиваясь от озверевших язычников. Отдохни день, и в дорогу! Все братья, что будут под твоим командованием, уже готовы! — комтур взял со стола какой-то документ, давая понять, что разговор окончен.
— Но я обещал ей вернуться через неделю! — воскликнул раздосадованный молодой мужчина. — Пусть Бруно или Георг примут на себя командование этим отрядом.
— Ты отлично знаешь, что братья из Ордена меченосцев недовольны, что тевтоны на всех руководящих постах. А выдержать Бруно, и француза, и тевтона, они просто не в силах. Георг хороший рыцарь, но командовать никогда не сможет. И вообще, почему ты обсуждаешь мой приказ? Пусть Бруно возьмет оруженосца и съездит к твоей женщине, заберет ее сюда, раз ты дал слово. Все! Выполняй!
Сидя на Лотаре в полном боевом облачении, с длинным мечом, пристегнутом с левого бока, Ульрих выглядел грозным и беспощадным воином. Осмотрев подчиненных ему братьев, оруженосцев и вспомогательных служебных братьев и придя к выводу, что сборы прошли успешно, он направился к комтуру.
— Господин комтур, вы сдержите свое обещание разрешить Бруно со своим оруженосцем съездить за моей женщиной? Я снял в Дерпте для нее дом. Пусть она будет под присмотром брата Бруно, пока я съезжу в Бранденбургское комтурство. Я также намерен отправиться в Монфор за разрешением оставить орден. После этого у меня есть план заехать к графу фон Гессен, другу нашей семьи. А если хватит времени, посещу своих родителей в их родовом замке Марбург. Я думаю, у меня все эти дела займут примерно шесть месяцев. Если, конечно, язычники не изменят моих планов стрелой или хорошим ударом копья, — лицо рыцаря скривила холодная усмешка.
— Не беспокойся, все договоренности в силе! Я благодарен тебе, что ты принял командование на себя в этом походе, — комтур не скрывал своего удовлетворения, что нашел хорошего командира, способного выполнить поставленную перед ним задачу и сберечь подчиненных ему братьев. — Твоя женщина получит все необходимое.
— Бруно! Я прошу тебя через два дня выехать за Радмилой. Объясни, что я поехал за разрешением в ковент. Покажи ее платок, она поймет, что это я тебя послал. Отвези ее в тот дом, что я для нее снял, ты знаешь где. Денег для Радмилы я тебе оставил, на все шесть месяцев. С прислугой я тоже вопрос решил. Как только нас отпустят, поедем в Петру, ты знаешь зачем. Если окажется, что у нее будет ребенок, удели полное внимание ее нуждам. Я приеду еще задолго до рождения малыша. По приезду в Дерпт она должна принять христианскую веру, чтобы у нее не было никаких проблем. И еще! Если я узнаю, что кто-нибудь из вас слишком внимателен к ней, ну, ты понимаешь в каком смысле, я не посмотрю, что вы мои друзья. Как вернусь, женюсь на ней. Если, конечно, останусь в живых. — Ульрих был серьезен как никогда.