Любовь литовской княжны

Работали горожане ни шатко, ни валко. Ведь стена большая, ведра маленькие, явной опасности пока не видно. И зашевелились казанцы, только лишь когда холопы начали сбрасывать на лед бревна, подкатывая их к укреплению. На стене появились лучники, торопливо пускающие стрелы в работников, – звенигородские стрелки принялись опустошать колчаны в ответ. Сюда же устремились и водоносы – которым нападающие всячески стремились помешать.

Стрелы летели туда-сюда сотнями, постоянно жужжа, шипя и свистя в воздухе. Однако холопы прикрывались щитами, носили шлемы и кольчуги, горожане же таились за краем стены, и потому за несколько часов яростной схватки у нападающих появилось всего лишь несколько раненых – десятку работников посекло ноги, защищенные лишь сапогами, да еще двое невезучих бедолаг получили по стреле в ладони.

На стенах тоже время от времени слышались крики боли и ругань. Это значило, что раненые имелись и среди казанцев.

Когда бревна легли под стеной в три слоя, князь Звенигородский, наблюдавший за всем происходящим из седла, распорядился:

– Патрикей, поменяй лучников на свежих, эти уже устали. Сейчас начнется самое интересное.

Небольшая заминка, и на берег выкатились возки с охапками хвороста – большущими, в полтора обхвата, но легкими. Хватая их и ими же прикрываясь от опасности, холопы побежали к стене, быстро набрасывая растопку к валу поверх бревен. Защитники засуетились, стрелы засвистели чаще. Дружинники, как могли, прикрывали своих – стараясь сбить вражеских лучников и горожан с ведрами. А холопы бегали и бегали, быстро нарастив кучу почти до подножия бревенчатой стены.

– Факела! – кратко приказал князь.

В хворост полетело сразу несколько огненных шаров.

Людей с ведрами становилось все больше и больше. Многие падали, получив двуперую стрелу в плечо или голову, иные успевали выплеснуть кадку наружу, по большей части попадая на верхние бревна стены и лишь немного вниз. Хворост же, сухой до невесомости, полыхнул стремительно, жарко, вырастая в языки пламени, достающие выше башни. Пламя оказалось таким, что попятились даже лучники. Защитники города кинулись спасаться, отбегая к соседним укреплениям и молясь небесам об спасении.

Однако боги оказались на стороне русской дружины – вскоре стена занялась, языки пламени взметнулись еще выше, бревна начали трещать и выворачиваться, огонь пополз в стороны.

– Отлично, – кивнул юный князь. – Вяжите штурмовые лестницы. А пока… Пока можно перекусить.

Он повернул коня и во главе сверкающей броней свиты поскакал по слободским улицам.

Башня полыхала почти два дня. Сперва – почти белым ярким пламенем, потом – синими язычками над осевшей черной грудой. Жар от пожарища стоял такой, что казанцы и не пытались к нему приблизиться, а в реке протаяла большая полынья, в которой покачивались длинные почерневшие бревна. Однако ко второму дню пепелище начало остывать, вода подернулась льдом, а за ночь и вовсе превратилась в толстую прочную корку, дополнительно укрепленную вмерзшими в реку лесинами. И именно по ним на рассвете дружинники пошли на штурм, неся тяжелые и широкие лестницы, связанные из бревен, со ступенями из слег и оглоблей. Лестницы очень тяжелые – но зато оттолкнуть их от стены или вала защитникам города было просто невозможно.

Опытные холопы хорошо знали свое дело. Под прикрытием плотного ливня стрел они быстро вскарабкались к еще дымящимся остаткам башни. Первые из атакующих прикрывались щитами, задние – тыкали поверх первого ряда пиками во все, что шевелится. На гребне вала и те, и другие сомкнулись в плотный строй – и ударили в устроенные поперек улиц завалы.

Весьма шаткие укрепления по сравнению с уничтоженными стенами…

Юрий Дмитриевич вмешиваться в эту слаженную воинскую работу не стал. Имея под рукой больше воинов, нежели в городе имелось жителей, включая женщин и детей, – он не сомневался в успехе штурма ни на единый миг.

– Патрикей! – окликнул юный воевода дядьку, из воспитателя уже давно превратившегося в помощника по ратным делам. – Передай князьям и знатным боярам, чтобы не спешили на развлечение. Пусть снаряжаются для битвы и поднимаются в седла. Я жду их на Волге напротив стен.

Князь Звенигородский не поднимал тревоги, а потому знатные воины подтягивались на волжский лед под его стяг без спешки, поглядывая на Казань и пытаясь угадать, что именно сейчас творится за его стенами. Восемь сотен одетых в железо всадников – в пластинчатых бахтерцах и юшманах, в сверкающих чешуей куяках. Все – в остроконечных шлемах с кольчужными бармицами, большинство – с личинами, покамест поднятыми наверх. Копья и щиты в руках, сабли и шестоперы на поясах, топорики и палицы на луках седла.

– Зачем звал, Юрий Дмитриевич? – задорно поинтересовался юный князь Иван Пронский, безусый, рыжий и кареглазый.

Впрочем, большинство бояр, отозвавшихся на призыв Звенигородского князя пощипать Орду, были столь же молоды. Лет двадцать – двадцать пять. Те, кто старше, опытнее, мудрее,ослушаться воли великого князя не рискнули.

Великого князя Василия Дмитриевича! Возрастом в те же самые двадцать четыре года…